Остров, где живут днем сегодняшним

Записки афисионадо


Бог ты мой, в какую же даль меня занесло! Сперва летели до Стокгольма, оттуда — в Гетеборг, потом во Франкфурт, главный аэропорт Европы, потом (одиннадцать часов без посадки!) в столицу Венесуэлы Каракас, а уже оттуда еще час местным самолетиком на остров Маргарита. Вот такие повороты писательской судьбы: переводят книгу, приглашают почитать лекции, вежливо предлагают прихватить жену и ребенка — ну какой россиянин откажется от столь великолепной халявы! Уж точно не я.
Что такое Маргарита? Довольно большой остров в Карибском море. Не Куба, не Гаити, не Ямайка, даже не Тринидад, но, тем не менее, пятнышко на карте, 600 тысяч населения, невысокие, зато зеленые горы, бесчисленные пляжи, один другого красивей, и, конечно же, множество отелей — основа экономики острова. Десятый градус северной широты, до экватора рукой подать. Отдыхать на Карибах всегда было для меня символом роскошной жизни, доступной разве что олигархам или чиновникам в скромных пиджачках, чьи карманы вот-вот лопнут от взяток. А теперь сам попал на Карибы. Правда, не совсем отдыхаю, читаю лекции — но всей моей работы на полтора часа в день.
Из окна отеля земли не видно: сплошная зелень, пальмовые лапы словно висят в воздухе, закрывая от глаза все, что под ними. Земли не видно, зато воды в избытке — Атлантический океан тянется до горизонта, и за горизонт, и еще дальше, вплоть до самой Африки.
Начало февраля, зима, и на Маргарите прохладно — воздух 32 градуса, вода 26, местные не купаются. Мы, слава Богу, не местные, по три раза в день бегаем на океан в компании таких же экстремалов из Германии, Швеции и Канады. Шоколадные красавицы, вразнос торгующие на пляже всякой всячиной, от пальмовых вееров до вполне натуральных жемчужных бус (жемчуга в здешних водах полно), смотрят на нас, как мы дома на “моржей”, вылезающих на лед из проруби. А солнце в полдень висит прямо над головой, и двадцати минут приятной расслабленности вполне хватит, чтобы серьезно обгореть. Так что, если как-нибудь зимой проездом из Москвы в Калугу решите завернуть на Южные Карибы, будьте очень осторожны — тут вам не Сочи.
В жаркой Венесуэле, в крутых тропиках, на Карибском острове Маргарита у меня есть дом. Он красив и просторен: три этажа, большая веранда, зеленый двор с кокосами и манго над головой. Да еще картины во всех комнатах. Ну, очень хороший дом!
Достался он мне вот как.
Началось все неожиданно и тревожно. На третий день в тропиках у дочки разболелась голова. Сунул ей градусник — почти сорок! Ничего себе… А ближайший знакомый детский врач в другом полушарии, в Москве, на Красноармейской улице. Что делать?
Дома в сложных случаях звоним друзьям, их много, кто-нибудь наверняка окажется в теме. А здесь, на Маргарите… Впрочем, на Маргарите у меня тоже есть друзья — Ларс и Сильвия, шведы. Иду к Ларсу: так, мол, и так, Аленка заболела. У нас, правда, страховка, но что с ней делать…
— Не надо страховки, — говорит Ларс, — у меня тут есть друг, Швито, зубной врач, я сейчас позвоню.
Ларс позвонил, потом позвонили Ларсу, потом Ларс сказал, что все в порядке: у Швито есть друг Педрито, детский врач, так что Швито заедет за нами в шесть. Не волнуйся, сказал Ларс, теперь все о-кей.
В шесть Швито не приехал, и в четверть седьмого не приехал, и в половине. Но Ларс и тут успокоил: это не Швеция, где все делается минута в минуту, и даже не Россия, это Венесуэла, а здесь никто никуда не торопится. И, правда, еще минут через десять на большом джипе прибыл Швито вместе с женой, которая четверть века назад была шведкой и звалась Рози, а теперь гражданка Венесуэлы по имени Росарио. Мы уселись, уложили Аленку на заднее сидение и поехали.
Педрито смотрелся типичным креолом: крупные черты лица, оливковая кожа, глаза как маслины. Ему было за семьдесят, он владел небольшой частной клиникой, от дел практически отошел — но врачи, как и писатели, как и маршалы, не уходят в отставку. На своем веку Педрито повидал всякого, Аленкина температура его не пугала, в тропиках все чрезмерно, в том числе и жар у больных. Но с лечением вышла легкая заминка: ведь врач должен, как минимум, спросить у страдальца, где болит, а Педрито никаким наречием, кроме благородного языка Сервантеса, не владел. Но выход нашелся: местный Айболит задал свой вопрос по-испански, Росарио перевела с испанского на шведский, Сильвия со шведского на английский, а уж я с английского на наш отечественный. Аленка ответила слабым голосом, и ее фраза вернулась к дяде доктору тем же методом: я перевел на английский, Сильвия на шведский, Росарио на испанский. Так и ходили вопросы-ответы туда-сюда, пока Педрито не вник в суть дела и не нацарапал на листочке названия нужных лекарств.
Я спросил, где ближайшая аптека. Швито отстранил меня театральным жестом:

— Ты гость.
Он сел за руль и минут через двадцать вернулся с целым мешком местных снадобий. Моя попытка заплатить была пресечена в зародыше: в подобных делах на тропическом острове Маргарита гость бесправен, как в России.
Потом мы все, естественно, сидели на веранде за столом и ели рыбу, креветок, вкуснейший местный сыр, роскошные фрукты, название которых я услышал, но не запомнил, и все это под красное чилийское вино. Самое странное, что Аленка еще до всех лекарств начала выздоравливать — жар ослабел. В хороших врачах всегда есть что-то шаманское: лечат словом, взглядом, спокойствием, даже ленивой вальяжностью, которой у Педрито было хоть отбавляй.
Когда мы собрались уходить, Швито взял меня за локоть, щедрым жестом обвел окружающее пространство и сказал:

— Леонид, теперь ты мой друг. Видишь этот дом? Он твой! Всегда помни — у тебя есть дом в Венесуэле!
Эти благородные слова он произнес, естественно, по-испански. Как я их понял? А все так же: Росарио перевела с испанского на шведский, Сильвия со шведского на английский, а уж с английского на русский я перетолмачил самостоятельно.
Разумеется, я тут же подарил моему другу Швито свою московскую квартиру на улице Красноармейской. Метраж не уточнял. Зачем огорчать хорошего человека: ведь на его веранде, выходящей в сад, легко разместится вся моя двушка вместе с застекленным балконом.
Вряд ли мне еще когда-нибудь доведется посетить свой дом на тропическом острове Маргарита. Но легче жить, когда знаешь, что даже в другом полушарии у тебя есть не чужие люди.
Из всех афоризмов Священного Писания чаще всего мне всегда вспоминался вот какой: живите днем сегодняшним, ибо завтрашний день сам позаботится о себе. Может, потому, что они совпадали с моим скромным опытом: еще до того, как впервые открыл Евангелие, я, в ту пору убежденный атеист, писал, что человек, отвергающий однодневное счастье, не будет счастлив никогда — ведь вся наша жизнь состоит из дней, и любой из них единственный. Но слова Христа я воспринял, как прекрасный поэтический образ, мне и в голову не приходило, что ими можно руководствоваться в житейской практике. Как, например, можно летом не думать о зиме и не запасать дрова, не ссыпать картошку в подпол — ведь так и до весны не доживем! Евангельская мудрость — она для души, а для быта… Для быта есть Иван Андреевич Крылов со своей безмозглой попрыгуньей Стрекозой и дальновидным запасливым Муравьем.
И только здесь, на острове Маргарита я осознал, что за афоризмом Иисуса стоит не только возвышенная, но и сугубо земная правота.
Да, мы в России не можем не думать о предстоящей зиме, о черном дне, о призраке голода, о морозах, способных убить любую не защищенную жизнь. Но здесь-то, в тропиках, нет зимы! Здесь всегда тепло, всегда зелено, всегда фрукты свежи и рыба ловится. Зачем же тут тревожиться о завтрашнем дне, если он будет таким же благодатным, как сегодняшний?
Иисус жил не в тропиках. Но и в Палестине, по которой Он ходил с учениками, тоже нет зимы: после долгого лета приходит короткая осень, а сразу за ней — весна. И если у нас в Мурманске или Анадыре черный день длится чуть не полгода, то на берегах Иордана день без солнца всего лишь хмурое исключение из сияющего правила…
Авторы и герои Священного Писания были людьми наблюдательными, знающими и мудрыми. Но они никогда не жили в тайге и тундре, не слышали про Сибирь, где зимой крестьяне ездят по рекам на санях. В Библии спрессован опыт множества поколений, и каждый найдет в ней свое. Для всего человечества это великий духовный урок. А для жителей теплых краев, таких, как бананово-кокосовый остров Маргарита, еще и вполне практическое наставление.
У моего друга Швито есть двоюродный брат Лео, почти мой тезка, рослый мужик лет сорока пяти. Он мне сразу понравился: на губах постоянная улыбка, любит хорошую компанию, друзей, розыгрыши и бильярд. Наш человек! Лео механик от Бога, талантливый изобретатель — он оснастил зубоврачебный кабинет Швито уникальным оборудованием. Мой шведский друг Ларс дал ему очень хороший совет: создать небольшую фирму и снабдить новым оборудованием всех дантистов Маргариты, а их больше пятисот. Да через пару лет Лео легко станет миллионером!
Лео горячо поблагодарил за совет, но делать ничего не стал. Ларс с досадой пожимает плечами — ну можно ли быть таким ленивым? Деньги лежат на земле, а ему в лом нагнуться!
Я, однако, Лео понимаю. Ну, заработает миллион — и что? Будет больше нулей на банковском счету и меньше времени на хорошую компанию и бильярд. А оно ему надо? Это нам с Ларсом, северным людям, никуда не деться от муравьиной предусмотрительности. Но Лео-то не северянин!
Для всех российских школьников крыловская Стрекоза символ легкомыслия и непроходимой дурости. А ведь ее ошибка, по сути, была вполне поправима: надо было с первыми же холодами лететь на остров Маргарита, где в полной безопасности можно пропеть не только лето красное, но и зиму.
Почему-то безалаберный Лео напомнил мне одну мою зарубежную издательницу, умную женщину. Она добровольно ушла с важной должности, чтобы больше времени проводить с маленьким сыном. Я удивился: “Но ты ведь потеряла половину зарплаты”. Она ответила: “На все, что нужно, мне хватает второй половины. Я же не могу жить лучше, чем хорошо”.
Видимо, и мой почти тезка Лео чувствует, что ни при каких заработках не станет жить лучше, чем хорошо. А тогда зачем напрягаться?
Бог ты мой, что же я такое пишу? Получается какой-то гимн безделью! Наверное, тропическое солнце подействовало.
Остров Маргарита говорит по-испански. И вся Венесуэла говорит по-испански. И Аргентина, и Мексика, и Чили, и Боливия, и Колумбия, и Эквадор, и Куба, и, вообще, вся Латинская Америка, кроме огромной Бразилии и нескольких карликовых государств. И великий поэт Пабло Неруда писал по-испански. И великий прозаик Габриель Гарсиа Маркес тоже испаноязычен. Испания — рядовая европейская страна, не самая большая, не самая богатая, не самая влиятельная. Но язык и сегодня делает ее великой державой: он в мире третий по распространенности, после английского и китайского.
А начало этому величию положил один-единственный человек. Кстати, не испанец.
На маленьком плоском островке Кубагоа, отделенном от Маргариты узеньким проливом, стоит очень скромный обелиск. Вокруг песок и заросли кактусов. А на вертикально стоящей бетонной стене еле заметный барельеф, имя и дата: именно к этому плоскому клочку суши пять веков назад причалил Христофор Колумб во время своего третьего путешествия.
Величайший первооткрыватель всех времен и народов был личностью яркой и сложной. Фанатик? Безусловно. Авантюрист? Вне всякого сомнения. Однако любой экскурсовод на Маргарите охотно докажет, что помимо фанатизма и безудержной тяги к приключениям у Колумба имелось еще кое-что — он был умен, образован и дальновиден. Конечно, планируя свое уникальное плавание, он рисковал всем, чем может рискнуть человек. Но под этим риском все же был фундамент, прочность которого вычислить мне не по силам. Факт, однако, остается фактом: именно чужак, итальянец, профан в литературе придал испанскому языку всемирное значение и звучание.
Началось с того, что младший брат Христофора, Бартоломео, купил за гроши у какого-то опустившегося морехода примитивную карту, на которой была приблизительно очерчена неизвестная суша, лежавшая за бесконечным морем к Западу от Европы. Христофор, знакомый с теорией Коперника о шарообразности нашей планеты, сразу догадался, что это за земля — конечно же, Индия. Та самая загадочная, богатая, недосягаемая Индия, откуда арабские купцы привозят в Европу драгоценные камни, драгоценные пряности, драгоценные перья райских птиц. Если идти на Восток, до страны чудес не добраться — не пустят те же арабы. А если плыть на Запад, вокруг планеты…
Чем бедней человек, тем лучше работают его мозги — иначе не выживет. Увы, средства на экспедицию можно было взять только у богатых. Но их тоже можно понять. Кто такой Колумб? Нет пророка в своем отечестве, а если есть, то не такие. Генуэзский еврей, ни денег, ни связей, ни знатной родни. Да и зачем богачам рисковать, когда и так живется неплохо?
Колумб поехал в Португалию, где его тоже не поняли. А вот в Испании повезло. Колумбу дали денег, кстати, совсем не много, на сомнительную экспедицию, и благодаря этому европейцы узнали про Америку, про прекрасный остров Маргарита, а четыреста миллионов человек на планете сегодня говорят по-испански.
Империи возвышаются и разваливаются — а язык остается.

Леонид Жуховицкий,

писатель

Оцените статью