Ночью высыпало столько звёзд… Я не помню, когда столько видел. Даже на Севере не было такого звёздного неба. Хотя чего удивляться: почти на четыре километра ближе к космосу! А часов в пять, ещё потемну, в гору потянулась вереница огоньков. Это пошли на восхождение альпинисты. Господи, даруй им удачу!
А у нас подъём случился, как обычно, в 7 утра. В 8:30 завтрак. В 10 вышли на прогулку. Цель: подняться до 4100, посидеть, попить чаю и вернуться. Что мы с успехом и сделали. Чай опять пили возле камня-монумента. Там встретили группу из Пензы – они устанавливали памятную доску двум своим альпинистам, которые ушли на гору 23 февраля 2001 года… И не вернулись.
По дороге туда нас обогнал ратрак, датчане ехали на скалы Пастухова, на адаптацию.
Скалы Пастухова.
Скалы на высоте 4600–4800 метров получили своё название в честь известного исследователя Кавказа, военного топографа Андрея Васильевича Пастухова.
В 1890 году А. Пастухов с казаками Д. Мерновым, Я. Тарановым и Д. Нехороших взошёл на западную вершину Эльбруса. А затем на протяжении всего восьми лет поднялся более чем на десять вершин Кавказа, в том числе на такие как Зыкой-хох, Халаца и Сау-хох, Шах-даг, Арарат и Алагез, восточная вершина Эльбруса (1896 год). На штурм последней он вышел с казаком В. Воробьёвым, своим спутником по другим восхождениям, и двумя местными проводниками. Погода им не благоприятствовала: дул холодный порывистый ветер. Воробьёв почувствовал недомогание ещё до высоты 5000 м и вернулся. Пастухов с двумя проводниками добрался до седловины. Далее он пошёл уже с одним проводником (второй идти отказался) — Агбаем Залихановым, — но вскоре был вынужден вернуться из-за начавшегося снегопада. При второй попытке штурма вершины Пастухов организовал бивуак на самой верхней группе скал (около 4700 м) по пути к седловине. Утром непогода заставила его снова отступить. Не удались третья и четвёртая попытки: одна — из-за ухудшения самочувствия самого Пастухова, другая — опять из-за непогоды. Последовала пятая попытка. Восходителей встретили жгучий мороз и сильный ветер. Терял силы проводник. Да и сам Пастухов чувствовал себя неважно. И всё же, хотя и медленно, они продвигались к вершине. На этот раз Пастухов достиг её. Здесь он нашёл в себе силы, прежде чем начать спуск, определить ещё высоту вершины и температуру воздуха.
Ныне группа скал, откуда Пастухов шёл к восточной вершине Эльбруса, называется скалами Пастухова и служит для многих альпинистов отправной точкой для штурма высочайшей вершины Кавказа и Европы. А любовь Пастухова к горам была так велика, что он, серьёзно заболев в 1899 году, просил друзей похоронить его на склонах горы Машук, чтобы Казбек и Эльбрус всегда стояли перед ним. Последняя воля выдающегося топографа и восходителя была выполнена.
Так же завтра на ратраке мы поднимемся выше скал и начнём восхождение. А сегодня… А сегодня мы спускаемся вниз.
По дороге встретили украинскую группу. Ребята из Днепропетровска. В свете последних событий они не желают с нами разговаривать. Будто мы в чём-то виноваты.
Настроение нам подняла встреча с Николаем Чёрным. Вы знаете, кто такой Николай Чёрный? Это настоящая живая (слава Богу, что живая) легенда. Он готовил наших альпинистов на Эверест и К-2, консультировал десантников перед выброской на пик Ленина в 68-м. Ему 76, а он до сих пор на горе. Кремень!
Вечером проверяли снаряжение. Крепили «кошки». Полковник обещал провести ледовые учения, но Игорь Горошков, мотивируя тем, что все вымокнут как цуцики, отговорил его от этой затеи.
Ближе к ночи я опять стоял на склоне, смотрел на Эльбрус и опять не заметил, как сзади кто-то подошёл. На этот раз – Полковник. Некоторое время он молча стоял, а потом спокойно, без издёвки, спросил:
– Страшно?
– Страшно, — обернулся я. – А Вам, наверное, нет?
– Страшно… Седьмой раз иду и каждый раз – как первый, — он вздохнул, ещё постоял, потом повернулся и ушёл. А я остался. Стоять и смотреть.
Полковник. Андрей Петрович Рябинин.
54 года. Полковник запаса. Закончил Новосибирское высшее военно-политическое училище. Начинал службу вместе с Игорем Котенковым в Кировобаде в воздушно-десантных войсках. В составе ограниченного контингента советских войск проходил службу в Афганистане. В 90-х служил в войсках специального назначения ФСБ на Северном Кавказе. Принимал участие в контртеррористических операциях. После выхода в запас работал в частном охранном агентстве. В середине 2000-х перешёл на работу в детский туристический клуб «Центр-тур», который возглавил в 2008 году. Провёл кадровую реформу клуба, уволив «педагогов», которые в походах продавали спиртное подопечным — подросткам. Считает своим долгом воспитание подрастающего поколения в духе патриотизма и любви к Родине. С 2008 года возглавляет ежегодные июльские восхождения на Эльбрус. Отлично физически подготовлен.
– Понимаешь, Палыч, горы – это третье измерение. В обычной жизни мы живём в двух измерениях. Всё обыденно, рутинно, — Лёшка говорил, наклонившись ко мне, в кафе «Траттория» на Чеховской вечером 9 июля, было шумно.
– Знаешь, почему фильм назвали «Вертикаль»? Только горы дают ощущение третьей координаты в этом мире. Когда вернёшься, сам поймёшь это, — Лёшка прервался, поднял кружку с пивом: — Ну, давай, Палыч! За успех вашего восхождения! Ты только это… Сильно не усердствуй, я только с четвёртого раза взошёл на Эльбрус. Дойдёшь до седловины – считай, что уже победил. Всё-таки 5300…
23 июля, 4 утра. Подъём.
4:30 – перекус: пара бутербродов с чаем. Многие есть не стали – слишком рано, да и нервничают… Заполнили чаем термосы. Игорь Порошков раздал всем по упаковке аскорбинок.
4:50 – общее построение. Нас пятнадцать – весь наличный взрослый состав (вчера подъехали ещё двое: Андрей Скворцов, ещё один бывший десантник, и Сергей Васильевич – штатный фотограф «Центр-тура») минус повар Олег. Олег остаётся на базе с пацанами, у него и у фотографа портативные рации. Все на восхождение экипированы тёплой одеждой, альпинистскими ботинками с «кошками». Полковник на построение ещё раз напоминает:
— Повторяю: у каждого должны быть две пары тёплых перчаток, тёплая маска «балаклава», тёмные очки. Очки необходимо хорошо закрепить. Иначе порывом их может сорвать. Перемещаться только в строю. Не обгонять! Не отставать! Если кто-то вдруг откажется от подъёма, то он один – повторяю: один – возвращается на базу. Никто сопровождать не будет. Предлагаю ещё раз подумать, все готовы? – Полковник делает паузу, оглядывая строй, и потом командует: — На ратрак!
Ратрак – удовольствие не из дешёвых. Аренда стоит 15–20 тысяч за подъём. Но он позволит сэкономить силы и время для восхождения. Нас ратрак должен поднять выше скал Пастухова на отметку 4900, практически на «Косую полку» — тропу, которая с небольшим подъёмом траверсом тянется вокруг Восточного Эльбруса, выводя на Седловину.
Мы усаживаемся, складываем штурмовые рюкзаки в грузовые корзины. Поехали!
3900, 4000, 4100, проехали «Приют Одиннадцати».
4300 – высшая точка нашей акклиматизации. Выше мы не поднимались.
4500 – с такой высоты я в тандеме прыгал с парашютом. Ратрак разворачивается и встаёт. Ехали 30 минут. Из кабины выходит Полковник и командует выгружаться и строиться.
Построились. Полковник нас огорчает: ратрак на 4900 не пойдёт. У ратрака старый двигатель, и водитель боится, что не сможет вытянуть на крутом участке скал. Зараза! Он просто решил нас скинуть — слишком мало мы ему дали денег. Теперь 400 метров, почти два часа, а может, больше, придётся топать на своих двоих.
Полковник формирует строй. Он идёт первым, за ним Роберт с навигатором, потом Мурат, потом я, далее последовательность не запомнил; замыкают колонну два Игоря — Котенков и Горошков.
Погода отличная. Небольшой минус. Небольшой ветер. Под ногами снег. Светает.
Господи помилуй, Господи помилуй! Тронулись!
Первые 400 метров дались очень тяжело. Наверное, сказывалось всё: и крутизна подъёма (не менее 30 градусов), и раннее утро, и новая экипировка (ботинки тяжелее, чем треккинговые), и «кошки», и высота, на которой мы ещё не бывали. К «Косой полке» пришли со сбитым дыханием и изрядно уставшие. Полковник объявляет пятнадцатиминутный привал. Я решаю перетянуть ботинки – правый, зараза, хлюпает. По разговорам, очень нехорошо Роберту. Но он не отказывается и продолжает подъём. Пытаемся отдышаться…
Всё. Время вышло – подъём и вперёд!
Когда смотришь с «Бочек», как маленькие человечки перемещаются по «Косой полке», кажется, что это легко и просто. Идут себе люди… Но на самом деле на 5000 эта снежная тропа высасывала все силы. Я шёл и считал, считал и мысленно разговаривал сам с собой.
«Раз… два… три… четыре. Что же так тяжело?.. Хорошо, Роберт впереди идёт очень медленно. Кстати, что с ним? Может, его уколоть надо? Кеторол и шприцы с собой. Кеторол и этот… как его… ну, этот… А, да хрен с ним! Встали. Хорошо, что встали. Дыши, Валера, дыши! А дышать нечем. Опять пошли. Раз. Два. Три. Башка трещит и, кажется, немного кружится. По сторонам не смотреть! Не смотреть по сторонам! Смотреть под ноги, а то совсем голова закружится и… Только под ноги. На ногах «кошки»… Слева крутой склон, ниже трещины. Как их Полковник называл? «Трупосборники» он их называл. Во-о-о-н там. Не смотреть по сторонам! Раз… два… три… четыре. Как же тяжело! Роберт там не хочет встать? Господи, Царица Небесная Матушка Пресвятая Богородица, помоги дойти во-о-он до того поворота – там, говорят, тропа даже книзу пойдёт. Может, полегчает. Раз… два… три… четыре. Ночью приснился Колька Колганов, Царство ему небесное… А чего приснился? Давно не снился. И давно умер. В 2003-м. Сколько же это лет-то прошло? А сколько прошло? Умер в апреле 2003-го; брат в январе, а Колька – в апреле. Сейчас 2014-й, значит… Колька работал со мной на Севере. На день Геолога пьяный упал на лестнице и разбил голову. А сегодня ночью Колька стоял, смотрел, а потом махнул рукой. Это вот к чему, интересно? Раз… два… три… Опять встали. Метров сто до седловины. Царица Небесная, помоги! Так к чему Колька-то приснился? Может, звал? Господи помилуй, Господи помилуй! Так, а сколько лет, как умер Колька? Раз… два… три… четыре. Ха! Не могу сосчитать. Ха-ха-ха… Не могу решить простейшую задачу! Кислорода мозгу не хватает. Жалко брат не дожил — может быть, со мной пошёл бы. А, брат, пошел бы? Брат, брат… Тебе было 52, а мне через две недели 50, мы уже почти ровесники… А с 2003 года прошло… прошло… не-а…не сосчитаю… Не сосчитаю! Много прошло, а мне до сих пор тебя не хватает, брат. Всё, встал Роберт! Встал! Ура! Чего же ты радуешься, гад, Роберту плохо… Ну, что там?»
Роберту было плохо. Что-то у него совсем не шли ноги.
Но мы всё же дошлёпали до седловины, с частыми остановками, но дошлёпали. «Дошли, Лёша! Дошли!» 5300. Ветер усиливается. Народ устал. Я устал. Роберт измотан. Кто-то предлагает попить чаю, но предложение не находит поддержки. Полковник пытается поднять дух, что-то говоря о том, что осталось всего ничего – 342 метра. Его не слушают. И пока – двадцать минут привала. Я не нахожу в себе сил достать подстилку и сажусь, подогнув ногу. Совсем нет сил. Может не ходить? Лёшка же говорил, мол, дойдешь до седловины… Я валюсь на снег и закрываю глаза…
– Э!
«Ни хрена себе! Господи, сколько же лет я не слышал этот голос? А, вот столько, сколько сосчитать не мог, с 2003-го». Я приоткрываю глаза. Рядом на корточках, в унтах, энцефалитках и треухах сидят брат Славка и Колганов и внимательно меня разглядывают. Молодые, заразы… Моложе меня! Лет по сорок обоим, не больше. Как тогда, на моей первой полевой работе.
– А ты чего, Лаврусь, как собака разлёгся? – сердито интересуется Колька, а глаза у него за стеклами очков озорные, весёлые, как у Ленина в анекдоте.
– Брательник, ты чего? Решил дальше не ходить?
– Ага… Мужики его, значит, ждут… А он здесь валяется… — орал Колька, выпучив глаза. – А для чего пошёл-то?!
– Ты, Валер, кончай! Лёшка чего угодно мог тебе говорить… «Дойдёшь до седловины…» Вставай, брат! Поднимайся!..
Я очнулся – Игорь трепал меня за плечо; рядом никого, конечно, не было: «Ты как?» — «Как-как… – смущённо ворчу я. – Бывало лучше!» — «Ничего, ботаник, — он подаёт мне руку, — впереди самые трудные только первые сто пятьдесят метров, потом опять косая… Как проспект, а там…» А там. Понятно, что там. Я прошу Полковника разрешить мне перестроиться, я хочу идти перед Котом, третьим с конца. Так лучше. Так мне спокойнее, когда за спиной Кот.
Подъём! Встали, построились и пошли. Нога! Правая нога – в неё впилось миллион иголок. Отсидел я ногу… Отлежал! Вот осёл! Будем надеяться, что скоро отпустит. Но надо двигаться. Двигаться. Двигаться.
«Раз, два, три… Ногу не отпускает. Осёл и баран! Как же это я? Здесь и без того с сосудами не пойми, что творится, а ещё умудрился отсидеть ногу! Господи, только бы не упасть… Раз… два… три… А Роберт совсем выбивается из сил. А я? Если в ноге не восстановится кровообращение, я свалюсь раньше всех. «Поднимайся, брат!» Легко сказать… Господи, помоги! Добраться бы до во-о-о-он той полки, про которую говорил Игорь. Раз… два… три… Дышать-то, дышать, совсем нечем! Дышу как паровоз… А башка… башка-то как болит. А нога ни хрена не идёт! А голова… На чём это я закончил? А! Сегодня ночью приснился Колька, а теперь это… Ха! Надо же… Оба явились… Разлёгся я им… Ногу вроде бы отпускает… Раз… два… три… Встали. Метров пятьдесят осталось до полки. Царица Небесная, помоги! Помоги неразумному. Знал бы, что так трудно будет… Ладно, ерунда всё это. Е-рун-да. Морок! Раз… Два… Привиделось… Но силы-то откуда-то взялись? Я же совсем уже идти не мог… Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи…Так, опять стоим. Да, что же там?!»
А «там» разворачивалась драма. У меня нога прошла, а у Роберта отказывала (видимо, что-то со спиной), и колонна перестроилась. Теперь Роберта страховали Василий Фёдорович и Скворцов. Остальные продолжали идти на своих местах, Кот пыхтел за мной. Навстречу стали попадаться те, кому уже посчастливилось подняться. Вот с «бест регардсами» прошёл мимо Каспер – он единственный из восьми датчан поднялся, остальные, говорит он, не смогли. Вот прошла группа наших знакомых из Днепропетровска, они хоть обижены на нас, но сейчас всем всё по хрену, мы на горе, и они желают нам удачи…
Медленно, но верно, по 15–20 шагов наша колонна выползает на полку. Остаётся 200 метров. Только 200 метров до вершины.
«…Раз… два… три… двести метров, наверное, сейчас уже сто девяносто девять. Интересно. Ну что, брат, дойду я или нет? Господи, Царица Небесная, надо дойти! Надо! Вот, не на кого мне больше надеяться, не на кого! Только на Тебя, Матушка! Царица! Раз. Два. Три! Шаг. Раз. Два. Три!! Шаг! Раз. Два. Три!!! ШАГ!»
Последние 190 метров до вершины шли так, будто это была дорога в вечность. Хотя, наверное, так шёл я. Остальные шли нормально. Василий Фёдорович ещё тянул на себе Роберта. Сергей Васильевич забегал вперёд и фотографировал. Полковник продолжал нами управлять, оценивая состояние каждого. Реально тяжело было Роберту, мне и Мурату, остальные чувствовали себя вполне прилично. Особенно это стало очевидно, когда мы вышли на предвершинное плато, и оставшиеся 30 метров до вершины Полковник, Котенков, Давиденко и Скворцов пошли маршем, расстегнув куртки до голубых тельняшек, в беретах, с флагом ВДВ и с маршем «Десятый наш десантный батальон». Говорят, два года назад они так нечаянно распугали немцев на горе. Представляете картинку? А не чего было «в гости» приезжать на своих трескучих мотоциклах… «яйка, курка, млеко…»
Выбравшись на плато, я понял, что силы меня всё-таки покинули. И на последние 30 метров, 30 пологих метров до вершины, сил уже нет! И взять их неоткуда! Баста!
Я совсем было собрался пасть на колени, когда услышал Мурата: «Валерий Павлович, не надо, не вставай на колени! Давай как я: полшага – три вздоха, полшага – три вздоха. Пойдём, пойдём, мы уже на вершине!»
Дорогой ты мой, Мурат Нажмудинович, если бы знал, какую ты услугу мне оказываешь! Я не знаю откуда (не откуда же!), но у меня вдруг вновь появились силы. И от простого, обычного человека может быть помощь! А может, Царица Небесная услышала? Ещё через пятнадцать минут я стоял на вершине.
23 июля 2014 года. 11:43. Западная вершина Эльбруса. Высота 5642 метра. Сердце бьётся как сумасшедшее, дыхание частое и прерывистое, воздуха не хватает. Погода прекрасная, ветра почти нет, морозно – минус 16, видимость изумительная, надо мной – тёмно-синее небо, подо мной – весь мир. Нет, не весь, только Европа. Эльбрус – высшая точка Европы. 5642 метра. Ещё одна цель. Можно позвонить – на Эльбрусе прекрасная связь в любой точке – и сообщить тем, кто тебя ждёт и болеет за тебя. Но я не буду этого делать: подняться – полдела, надо ещё спуститься. Спуск опаснее восхождения… И подъем не выполнен, если ты успешно не спустился.
Но пока пятнадцать минут на фотографии. Везде слышны щелчки фотоаппаратов. Фотографии – это главные документы, чтобы потом показать и прокомментировать: «на вершине стоял хмельной…». Чтобы сделать фотографии – очередь. Одна группа снимает, вторая ждёт, а за ней уже третья. Сегодня очень хорошая погода – много народа взойдёт на гору. Наши парни достали флаги и фотографируются с ними. Я тоже достал фотоаппарат и флаг компании. Щелчок! Готово. Зачем мне флаг компании? А чей флаг нужно было взять? Я уже семь лет в ней работаю, и ничего плохого от компании не видел. Наоборот, только хорошее! Спасибо шефу.
Полковник объявил построение. Обходит строй, вглядываясь в лицо каждого и спрашивая, как тот себя чувствует. Потом, определив неопытных и уставших восходителей, среди них оказываюсь и я, прикрепляет к нам по два помощника на спуск с вершины до седловины. В прошлом году на этом спуске группа чуть не потеряла человека – Рашида, друга Мурата. Он сорвался вниз, и проехав по снегу 300 метров по высоте, получил сильнейшее сотрясение мозга. Был эвакуирован со скал Пастухова снегоходом МЧС. Чтобы не допустить подобного, сегодня слабые звенья страхуются. Мне в качестве страховщиков достаются Владимир Васильевич с Чукотки и Кот. Игорь придерживает меня за ручку рюкзака, Владимир Васильевич идёт впереди. Такой разбитой группой мы спускаемся на седловину, где наконец-то напиваемся чаю, наедаемся шоколада и аскорбинок. Не обходится и без курьёзов. Мурат взял с собой упаковку фиников, которые всем предлагал на привалах. Финики – это хоть и сладкая, но твёрдая пища, поэтому есть их никто не стал, но обратной дороге на седловине Кот слопал почти всю упаковку и после этого с удивлением констатировал, что его «отпустило»! Точно, как с похмельем: не знаешь, от чего полегчает. Котенкову полегчало, а вот Андрюха Скворцов спёкся. Его доконало отсутствие адаптации – сегодня первый день, как он приехал и сразу рванул на восхождение. Теперь он лежал в эмбриональной позе и мелко трясся, но сделать укол себе не позволил. Потом Андрюха расскажет, что в тот момент он видел красный снег.
В разной степени усталости, мы движемся по «Косой полке» к скалам Пастухова. Теперь крутой склон справа от нас, и в голове стучится мысль, что именно на возвращении многие, расслабившись, теряли координацию и срывались. И опять я просил Небесную Заступницу помочь дойти до скал. Было трудно, но уже несравнимо легче: уже не так задыхался – всё-таки шли вниз, и мы шли домой!
Возле скал группа разделилась. Полковник и молодые парни рванули вперёд. Кто-то остался отдыхать. А мы втроём – я, Кот и Василий Фёдорович – шли средним составом. После скал идти стало не в пример легче, и мы даже смогли разговаривать.
– …как тебе, москаль, сегодняшнее событие? – Фёдорыч шёл справа от меня.
– Честно… или как? – прерывая дыхание, пытаюсь отшутиться я.
– Конечно, честно!
– Я не знаю… Я не знаю, что мне делать, заплакать или закричать «Ура!».
– Зачем плакать? Кричи! Кричи, москалик!
– Я бы закричал. Сил только не хватает… И воздуха.
– Щас дойдём… Окунёмся в прорубь… — силы и придут, — Кот брёл слева от меня.
– Не-е-е-е… — я с ужасом пытаюсь представить себе купание. – Это вы сами, это вы без меня.
– Ну, сами так сами. Может, снимем «кошки»?
– Давай после приюта?
– Давай! – Игорь кивает и вдруг в удивлении встаёт. Мимо нас проезжает снегоход, на котором на пассажирском сиденье сидит Скворцов.
– Это он зря… Петрович ему этого не простит.
– Да хрен с ним! – машет рукой Василий Фёдорович. – Я вот что думаю: мужики, вы же двадцать шестого уезжаете? Может, у меня остановитесь?
– Спасибо тебе, Василь Фёдорыч! – мы останавливаемся и кланяемся.
Но через секунду Игорь добавляет:
– Только давай всё-таки сначала дойдём до «Бочек».
На Базу мы пришли в 16-ти с копейками часам. Игорь ушёл купаться к проруби, а я сидел и не спеша переодевался. Поверх майки и флиски на мне были надеты лёгкая пуховая и противоштормовая куртки. Пуховая куртка была такой сырой, будто её окунули в ведро с водой. Сменив куртку, я берусь за ботинки и вдруг ловлю себя на том, что ощущаю себя счастливым человеком. А почему счастлив? А потому, что мне больше не надо идти на гору. Совсем! Я сделал это. Есть одна вершина мира!
Посмаковав это ощущение, я вдруг добавляю к мысли «не идти на гору» слово «пока», а потом вдруг приходит твёрдая уверенность в том, что ботинки я не продам! Обычно альпинистские ботинки, если ты сходил на гору и больше не собираешься подниматься, продают. Они всё равно больше ни на что не годны, только ходить с «кошками». Так вот, не продам я их! Точно не продам! Пригодятся ещё… Ей-ей, пригодятся!
К пяти собрались все. В общем и целом, сходили неплохо. Роберту на спуске полегчало. Мурату поплохело: его тошнило и рвало. Ему скормили Церукал, уложили отдыхать, и он, успокоившись, заснул.
Ужин был не торжественный, но сытный; все устали и рано разошлись спать.
Перед сном я позвонил Валико и Лёшке. Отослал эсэмэски сыну и друзьям – тем, кто ещё даже не знал, что я вернулся с горы.
А утром мы спустили вещи на канатке на Поляну Азау. Полковник с молодёжью ушли с «Бочек» пешком.
На базе «Динамо» нас ждали баня и торжественный (теперь, конечно, торжественный) ужин: ели шулюм и пили водку. Водку я не пил… Но какой был шулюм!
За бараном специально поехали в Тернауз, в Терсколе Мурат и Роберт (истинные кавказцы!) ничего приличного, на их взгляд, не выбрали. Привезли уже куски мяса. Олег просто… Просто сварил баранину, в конце добавив к ней крупнонарезанной картошки и моркови, луковицы головками, лавровый лист, соль, перец горшком и много зелени. И всё! Вкусно, обалдеть!
А потом поднимали кружки и говорили тосты – так же, как это было 16-го, но теперь было 24-е, и мы вернулись с Эльбруса. Гора нас пустила… И отпустила. Это мы и праздновали.
Утром 25-го пришёл автобус и отвёз нас в Кисловодск.
В Кисловодске мы с Игорем решили остановиться снова в «Олимпии». Мы так рассудили, что Василию Фёдоровичу тоже нужно отдохнуть, да и, если честно, мы сами были не в силах выполнять обязанности гостей.
Забросив вещи в «Олимпию», поехали в «Снежинку». Игорь уже просто материализовывал из воздуха пончики, поэтому мы не выбирали кафе, тем более вид у нас был не особо… Морды небритые, майки несвежие и мятые, а брюки… Брюки светлые, но какие-то грязноватые… Наевшись от пуза, мы уснули на лавке в парке и проспали полтора часа. Хорошо, что сотрудники полиции в Кисловодске – редкость!
На следующий день, 26-го, мы ещё погуляли по городу-курорту, прикупили сувениров, я забежал на почту и наконец-то отправил знакомым открытки с видом Эльбруса. А вечером Горошков отвёз нас на вокзал.
Через сутки на Казанском вокзале меня встречали Валико и Лёшка.
А потом мы с Лёшкой сидели у меня дома и пили вино. Мы поднимали бокалы: за мой успех, за гору, за женщин, которые нас ждут, за тех, кто не вернулся.
Уже когда я мыл посуду, Лёшка спросил:
– Палыч, ну ты понял, что такое горы?
Я долго молчал, перемывая тарелки, бокалы, блюдца, и еще, эти… как их… розетки из-под варенья. Молчал-молчал… и так ничего не ответил. А Лёшка и сам всё понял.
Продолжение следует…
См. также: часть I, часть II, часть III, часть IV, часть V
