Из интервью с В.Котляром
– …и несмотря на то, что к этому моменту тебе исполнилось 22 года, романтизму в тебе не уменьшилось ни на йоту?
– Да, я вообще боюсь, что это никогда не пройдёт! Честно, боюсь. Потому что это какой-то такой страшный двигатель, который мешает сидеть на попе ровно… Мне все говорят, это же ненормально!
– Да, ладно… Перестань! Нормально – ненормально, ты же прекрасно видишь, что люди, которые приехали сюда, в Непал, да, абсолютно разные, есть молодёжь, которая ни фига не поняла, зачем сюда приехала, есть я, есть Галя. Но всех нас совсем никак нельзя отнести к нормальным людям.
– Ну, да. Когда мне в горах говорят: «Ты крэйзи!» Я говорю: «Ага. Только если ты тоже в горах, ты тоже крэйзи!»
– Конечно! Как можно потратить две недели отпуска на такое? Это я сейчас про нас. И если честно – всё рассказать, а я всегда честно стараюсь писать, стараюсь не врать совсем. Не кошмарить, но и не врать. Я страшно не люблю читать, когда кто-то начинает описывать свои геройства. Так вот, уже первый раз попытавшись подняться на Эльбрус, и поднявшись туда, я понял, как это на самом деле трудно. Это на самом деле жутко трудно. Страшно трудно! Но мы едем в горы…
– Я так скажу. Когда я первый раз ходил на Эльбрус в 18 лет, мне было ужасно плохо. Я, пардон, заблевал весь склон. Мы поднялись на Восточную вершину, и я был в ужаснейшем состоянии. И когда спустился, у меня есть хороший друг детства Коля Чернов, ещё со времён подростковых военно-патриотических клубов, так вот, он меня тогда спросил: «Ну, как, Вова, как тебе эта гора?» Я сказал, причём он дословно помнит, что я сказал, я не помню, а он… Он в этом году ко мне в гости приезжал и напомнил, так, вот, оказывается, я сказал: «Гора хорошая, но я больше туда не пойду. Одного раза хватит. Всё, харэ!» А потом туда больше сотни раз поднимался. Но поначалу высота мне давалась очень тяжело. Очень. Я, когда начал жить в палатке на Эльбрусе, специально ходил на гору часто, потому что мне реально плохо давалась высота, я хотел к ней привыкнуть.
– Ага. Ты понимал, что когда-то тебе было херово на корабле, но прошло время, и ты адаптировался.
– Да. Кстати, ощущения от морской болезни и от горняшки примерно одни и те же. У меня, по крайней мере.
– По себе бы я сказал, что полное ощущение похмелья. Страшного, жуткого похмелья. Когда у тебя всё болит, все трясётся, жрать не можешь, сердце стучится, как…
– Организм умирает! (смеётся)
– Да! Похмелье жуткое! И всё-таки ты видишь перед собой двоих ненормальных, одной под пятьдесят, другому за пятьдесят, и они все равно ТУДА прутся. Причём знают! Уже знают, они же не первый раз, знают, что будет херово, и, тем не менее… Поэтому, Вова, чего тут говорить о нормальности?
– Я как-то услышал такую фразу интересную: «Альпинизм – это хорошо, но потом!» Но ведь идём же. Горняшка, выбитые колени, мозоли…
День шестой. Дингбоче(4410) – Лобуче(4910)
… мозоли утром обнаружились у Рязановой, натёрлись на большом пальце правой ноги. Вот и пригодился мой обыкновенный «советский» пластырь. Пока мы им заматывали палец, чтобы не сорвать мозоль раньше времени, зашёл Рамиль и, увидев процесс, поинтересовался, чего это мы такое делаем.
– Прохудилась Галина Викторовна, дырка в ноге, постоянно сдувается, вот, клеим.
– А я сам прохудился и постоянно сдуваюсь, – расстроенно заявил Рамиль.
– Так ты, наверное, через другое отверстие?
– Через то вообще свистит постоянно!
– Мужики! – оборвала нас Рязанова.
А чего обрывать? Метеоризм достиг каких-то космических масштабов, возникало ощущение: внутри работает газогенератор. Вода что ли у них тут такая?!
Вчера цвели рододендроны. А сегодня наша группа шла по снегу, и вокруг нас на мохнатых толстых лапах топтались облака.
У Рязановой по подтаявшему снегу скользили ботинки, и её приходилось страховать, от этого постоянно приходилось держать себя в напряжении.
Группа снова растянулась. Традиционный авангард: Дмитрий и Намгель ушли на полкилометра вперед. Арьергард в лице вашего покорного слуги, Рязановой, Рамиля и Володи шёл, всё больше отставая. Антон сначала примкнул к нам, но потом ушёл вперёд.
Ближе к очередному мосту, мы вышли на склон горы, и тут Рязанова неожиданно, я чуть на неё не налетел, встала:
– Чуешь? – она тянула носом воздух. – Свежими булочками с кофе запахло!
Кофе ей с булочками. Лучше бы ей кошки на ботинки… Я принюхался… Глюки, наверное, хотя, нет, действительно, тянуло слабым, едва ощутимым, но всё же вполне явственным ароматом то ли корицы, то ли ванили.
– Это багульник! – принюхался Вова.
Багульник? Ну, если только гималайский. Как пахнет сибирский – я помню и знаю очень хорошо. Не такой у него запах. Но что тогда пахнет? Из-под снега виднелся только багульник. Может, какая-то неприметная травка? Но тут налетел ветер и унёс фантомы булочек с кофе. Рязанова вздохнула, поскользнулась, ойкнула и вновь заскользила по тропе.
Перекусывали за рекой в кафе. Народ заказал себе острого корейского супа, преснятину есть уже было невозможно (на высоте хочется острого, кислого, солёного, организм выщелачивается). И им принесли. Что-то вроде Доширака. И вот он-то им и понравился. Я острое не ем, заказал сладкое: и мне подали сырой, непропечённый, невкусный шоколадный пирог. Насилу-насилу запихнул в себя.
Отдохнули, перекусили, пошли дальше.
В снегу, в облаках, на высоте, часто теряются воспоминания и ориентиры. Время становится тягучим, ощущения притупляются, мозг работает в фоновом режиме на автомате, ни на чём конкретном не задерживаясь. Идёшь себе, идёшь, сколько идёшь?! Может час, может два, может день, может год. Возможно, так и выглядит вечность.
В тумане вышли к «кладбищу альпинистов».
Горы имеют власть звать нас в свои края
Там навсегда остались лежать наши с вами друзья
Тянутся к высоте люди большой души
Не забывайте тех, кто не пришел с вершин…
Анатолий Букреев, Г. Вестон Де Уолт «Восхождение»
То кладбище – на самом деле и не кладбище. Мемориал. Как скала на Приюте Одиннадцати на Эльбрусе. Каменные памятники, таблички. Тем, кому Гималаи отказали в благосклонности. Хоть раз, но отказали. Из знакомых: Скот Фишер и Анатолий Букреев.
Серый туман… Серый снег…
Через час дошли до Лобуче. В крохотном посёлке, а скорее, на альпинистской базе, нас с Галиной вселили в комнату на втором этаже с треснувшим окном. Малярным скотчем мы залепили «дуло», переоделись, пока разогретые, и пошли заказывать ужин, пить чай, перекусывать. Снова тепло только в обеденном зале. Часам к четырём Вова повёл нас на акклиматизацию. Оделись мы на неё, полагая, что будет она простой прогулкой по посёлку, «по-домашнему». Прогулкой она бы и получилась, если бы мы ещё не поднялись метров на семьдесят на морену ледника Кхумбо.
Тот Кхумбо – величественное зрелище. Туман. Ледник. Камни. Рамиля там, как обычно говорят: «вштырило». Он сидел, отрешённо уставившись на ледяную реку, и молчал. В общем-то, горняшка трепала уже всех, у меня сформировалось стойкое отвращение к пище, и постоянно болела голова. Остальные помалкивали, но потом я узнал, все чувствовали себя нехорошо.
Спуск с морены оказался сложнее подъёма, наколенники же мы не надели, и палки не взяли, и на ногах только кроссовки.
– Пипец пришёл моим коленям, – жаловалась Рязанова на базе, втирая «Кеторол» в коленки.
– Да. Как-то Вова не предупредил нас, КУДА он собирается.
– Не предупредил. Мне бы встать завтра.
– Встанешь, Рязанова, встанешь. Ты же должна понимать, что отвечаешь не только за себя.
– А за кого ещё-то?
– За меня!
– А ты?
– А я за тебя. Ты за меня, я за тебя. Так и идём. А завтра…
А завтра Пасха. Завтра Горакшеп. Завтра Базовый лагерь – наша первая цель. А силы как-то вдруг оказались на исходе. А Базовый лагерь ещё не конец программы. Послезавтра Калапатар на 5555… Говорят, оттуда хорошо виден Эверест.
И снова назойливый вопрос: зачем нам это надо, а? Вовка, зачем? Ты давно в горах, скажи!..
Из интервью с В.Котляром
– … а мечтать надо уметь! Расскажу тебе такой случай… В девятом классе на уроке психологии, наш психолог задала тест: «Десять желаний, которые вы хотите исполнить во взрослой жизни». Было ощущение, что все мальчишки, которые писали тот тест со всей школы, со всех классов, подсмотрели друг у друга, потому что все написали одно и то же: машина, жена–красавица, куча денег, пятое–десятое. И прыгнуть с парашютом! У всех!
– А парашют-то почему?
– Не знаю.Наверное, все мальчишки хотят в юности сделать что-то героическое… Надо, наверное. А я, в общем, психолог показала мой листочек с желаниями и сказала: «Я не только в нашей школе ничего подобного не читала, но и в других школа ничего такого не видела». А у меня там было: пересечь Север России на собачьих упряжках; взойти на восьмитысячник, что я уже сделал год назад; пойти по океану под парусом; заниматься профессионально каким-либо экстремальным спортом, что тоже для себя сделал. Пересекался я с остальными одноклассниками только в одном желании.
– Прыгнуть с парашютом?
– Да! (смеётся). Кстати, я до сих пор этого не сделал. У мамы ещё со времён ДОСААФ одиннадцать прыжков с парашютом. Она меня постоянно подтрунивает: «Ты так и не прыгнул!» Но сейчас у меня это такое отдалённое, даже не желание, нет, из серии «может быть, когда-нибудь…». Когда-нибудь мне, возможно, этого захочется. Сейчас мне подворачиваются более интересные проекты. Например, пару лет назад я очень увлёкся каякингом, мне очень понравилось сплавляться… Ещё мне понравился параплан, я полетал в тандеме, но теперь хочу, если появится время, научиться пилотировать самому. Люблю кататься на сноуборде. Всё это меня занимает больше, чем прыжок с парашютом…
И, вот все эти мои желания очень позабавили учителя-психолога, для мальчишки из города в семьдесят тысяч населения они казались нереальными, какими-то сказочными!
– Я откроюсь тебе. Это тоже было сочинение пятого класса, в котором я написал, что хочу стать астробиологом, и вообще, хочу стать космонавтом. Самое смешное, время шло, а моё желание стать космонавтом никуда не исчезало. Ещё смешнее, что желание это не исчезло и по сию пору. Ты, наверное, слышал об экспериментах Илона Маска? Они делают проект «Space-X», который позволит буквально на мгновение выпрыгнуть в космос. Стоить это будет сто тысяч долларов. Конечно, у меня нет никаких ста тысяч. У меня и шестидесяти нет, чтобы подняться на Эверест. Но всё же, полёт становится не таким уж нереальным событием! Об этом можно мечтать! Более того, я долго работал в аэрокосмогеологии, лично знаком с несколькими лётчиками-космонавтами, учился и получал второе высшее образование в Центре подготовки космонавтов. Я всё время «бил» где-то рядом. Да, моего здоровья, моей подготовки не хватало и уже не хватит, чтобы попасть в отряд космонавтов. Но я уверен, если человек хочет, то он получает желаемое.
– Все мальчики в детстве мечтают быть пожарными, космонавтами, первооткрывателями, лётчиками. Но кем потом становятся?
– У меня это желание сохранилось и сохраняется по сию пору! Я отдаю себе отчёт в том, что с каждым годом вероятность того, что хоть как-нибудь исполнится моё желание, стремиться к нулю. Тем не менее, когда меня спрашивают: «Ну, что? Как ты полетишь в космос?» Я отвечаю: «Джон Глен, первый американский астронавт, второй раз полетел в 75 лет, и у нас время, ребята, пока есть!» Так что, если кому смешно – пусть смеются.
– Ну, во второй космос ты же периодически заныриваешь. С аквалангом.
– По большому счету, подняться даже на 5000, там, где от атмосферы остаётся половина, — это почти космос. А ты ходил на девять километров! На девять!
– Нет, я про то, что ты занимаешься дайвингом. Подводный мир же называют вторым космосом.
– Занимаюсь. По возможности. И, кстати, что толкнуло под воду-то? Да, тоже желание стать космонавтом! И горы, они того же порядка. Там же и небо другого цвета.
– Да, там совсем другой мир, согласен.
– А вообще, это попытка вырваться за обыденность нашей жизни. Я… Я – такой же, как ты, по большому счету. Просто мне уже 52, а тебе только 29. Я все равно не хочу жить просто. Мне не нравится так жить!
– Ну, это же скучно…
– Я тебе говорил, у меня такое большое-большое ощущение, что когда-нибудь мы соберёмся и уйдём ТУДА. Не бывает же, чтобы не ушёл туда… Уйдёшь. И вот там подойдут, хлопнут по плечу, скажут: «Рассказывай… Чего видел-то?»
– «Закат над морем не видел?» «Там же только и разговоров, что про закат над морем…»
– Да-да-да…(смеёмся)
– И вот Вова, я думаю, что так и должно быть. Нельзя сидеть на попе ровно.
– Согласен. Более того, скажу, что такая активная жизнь, как мне кажется, не помеха для нормальной жизни, для создания семьи… для воспитания детей… Если грамотно подойти, она является даже подспорьем. Меня как-то одна девушка на Эльбрусе спросила: «Почему ты так живёшь?» А я, не задумываясь, ответил: «Из-за внуков!» Она на меня так посмотрела… «Ну как же, – говорю я, – представляешь, мне будет много лет, и мои внуки соберутся вокруг меня, деда с бородой и трубкой, возле камина… почему-то я всегда представляю камин… и начнут упрашивать: дедушка, ну, расскажи, как ты был в джунглях?» Или «Дедушка расскажи, как ты поднимался на Эверест?» А потом будут приходить в садик и рассказывать, какой у них крутой дед! И там был, и там… И на слонов охотился!
– Я очень надеюсь – внучка у меня уже есть – что её родители ей рассказывают, что у неё есть дед, и он неугомонный опять ушёл в горы. Я очень на это надеюсь.
– А у меня скоро будет сынок…
– Это великое дело!
– … и я тоже мечтаю, когда он начнёт ходить в садик, возможно, начальные классы, и он будет сильно горд, что папа у него и на Эверест ходил…
– Ну, на Эверест я вряд ли попаду, но в Базовый лагерь…
День седьмой. Лобуче (4910) – Горашкеп (5164) – Базовый лагерь Эвереста (5360)
– …в базовый лагерь Рязанова не надо идти… Вообще, никуда не надо идти! Понимаешь? Не на-до! У тебя больное колено! У меня нет сил… Совсем нет! Башка болит, как… Понимаешь ты или нет? Ты хочешь завтра совсем загнуться?
Мы сидели на кроватях в своей комнате в Горакшепе. Только пришли, перекусили, как смогли – есть совсем не хотелось, если быть точным, хотелось, но не моглось – и теперь пытались собираться на Базовый Лагерь Эвереста, к нашей первой цели. А сил нет. Совсем нет. Вообще. И состояние какое-то призрачное.
Про трассу из Лобуче в Горакшеп я только помнил: дул сильный ветер, сильно болела голова, и ноги постоянно отказывались идти. Впрочем, ветер не прекращался со вчерашнего вечера, а температура упала ещё ниже. Впрочем, голова тоже не проходила с ночи, часов с трёх…
– Палыч! Ну как же?! Мы же ехали, шли, ползли… Да, хрен с ними, с этими моими коленями! Подумаешь, колени… Колени… И с головой твоей хрен!
– Нельзя подводить коллектив. Мы не дойдём! Понимаешь? Не дой-дём!
– Палыч!..
– Это же ещё два часа дороги и двести метров подъёма, по этим клятым ущельям. На самом деле я даже не знаю насколько это вообще реально! Мы же выше 5000! Ё и на!
– Но нельзя же сидеть месте! Не хуже меня знаешь! Совсем загнёмся!
– А мы полежим… И сходим погуляем. Здесь… рядышком. Недалеко…
– А завтра? А на Калапатар? А посмотреть на Эверест?
– Не знаю. По ощущениям. Ты чего хочешь?! Чтобы Вовка вызывал нам вертолёт? Да? Если мы с тобой тут рассыплемся. Если…
– Не рассыплемся!
– Сама-то в это веришь?
– Палыч!
Я только отмахнулся и прикрыл глаза. В комнату ввалился Вовка:
– Ну? Готовы? – он азартно потирал руки… – «Ещё немного… ещё чуть-чуть…»
– Да, вон, Палыч не идёт! – всхлипнула Рязанова.
Я приоткрыл глаз, нет, не плачет, дышать просто нечем.
– Палыч! Как же? Всё же нормально! Сюда шёл хорошо! Бойко так…
– Вова, силы кончились. Я не хочу никого подводить.
– Нет-нет, Палыч. Так не пойдёт. Так неправильно! Вставай, пошли… Пошли-пошли-пошли… Базочку посмотрим и вернёмся.
– А если я там… – решил выложить я последний козырь.
– А если ты там, то я тебя притащу сюда на руках… Так пойдёт?
Я снова открыл глаза и посмотрел на Вовку. Этот? Этот притащит. Он, как курица с яйцом, все эти дни с нами. Кому помочь, кому донести, у Рязановой фотоаппарат забрал. Эти хреновы «зеркалки» по полтора килограмма! Вот кому нужны такие тяжёлые фотоаппараты? Как-то читал, как один восходитель проклял себя, что взял «зеркалку» на пик Ленина. Ну, да… Он же внизу думал, будет там снимать виды. А там… В общем, «мыльницы» бы хватило по тому «азарту», который на вершине. Ну, или как у меня, «SonyAlfa». Кстати, надо «телевик» (длиннофокусный объектив) оставить. На Килиманджаро, я всё рано его не менял. Так и не нашёл сил. Господи, как же не охота никуда идти… Вот, нахрена я сюда припёрся? «Сходи в горы – почувствуй себя говном!» Во истину! Если бы не Вовка…
Я поднялся, взял трекинговые палки и вышел, за мной потянулась Рязанова. На улице уже собрался весь наш отряд. Рамиль, Антон, Стас, Дима… Неужели все себя хорошо чувствуют? Вроде нет, вроде не очень. Вон Рамиль бледный. И Стас как-то нехорошо косит. Димка, конечно, олень. Да и Антон тоже…
– Я пойду… загляну… – кивнул я Вовке и направился в туалет. Теперь туалеты не только общие, они ещё и во дворе. Внутренний на этаже есть, но он, кажется, замёрз.
Ладно, думал я, расстёгивая на себе всю сбрую, попробую. Но завтра. На Калапатаре. Со своими, не знаю сколько, метрами. А кстати, сколько он на самом деле в метрах? 5545? 5555? 5643? А-а-а, в общем, хрен с ним, пусть 5555! Господи, а потом ещё семичасовой переход в Фериче… Сдохну, вот тогда узнаете! Вот, тогда вы все узнаете. Я застегнул брюки и вышел, надевая перчатки.
– Что встали? Пошли… – кивнул я Вовке и Галине, будто это не я сейчас истерил и закатывал сцены, а это они ломались.
Топ-топ… Надо идти с такой скоростью, чтобы без остановок идти не меньше сорока минут, так учил Вовка. Топ-топ… Идти быстрее – задохнёшься. Мне только одно непонятно. Как эти козы, девушки с Килиманджаро, говорили, будто Эверестский трекинг простой? «Ой, там так прикольно… Так весело… Так клёво! А? Легче Эльбруса? Конечно, легче…» Да этот трекинг в разы сложнее Эльбруса и Кили! В разы! Двое суток на высоте больше 5000 метров! И не лежать… А ходить-ходить-ходить.
Я шёл след в след за Галиной, она за Вовкой. Несмотря на нашу черепашью скорость, иногда мы умудрялись ещё кого-то обгонять. Интересно, кого? Кто тут хуже нас? Хуже меня? Кажется, уже нет никого! Топ-топ… Господи… Царица Небесная… А кстати… интересно, в этот раз и молиться получается. Это я перед поездкой исповедовался и причастился. Как знал!
…О, навстречу яки! Можно сойти с тропы, и даже присесть, подождать, пока пройдут. Заодно восстановить дыхание. Вот только не восстанавливается оно тут! Вовка Галине что-то показывает впереди и говорит. Из-за ветра ничего не слышно. Как задолбал уже этот ветер…
– … базовый лагерь, – долетает до меня обрывок фразы.
Я приглядываюсь: метрах в восьмистах жёлто-оранжевые палатки на фоне белого снега, серых камней и голубого неба.
– Видишь? – показывает туда трекинговой палкой Рязанова.
Я киваю:
– «Ещё 120 вёдер и ключик наш…»
Мы дошли. Вовка довёл нас до владений Снежной Королевы, ибо ни хрена не в Лапландии она живёт. Живёт она здесь! У подножья самой высокой горы в мире: Эвереста… Джомолунгмы… Сагарматхи… Там, где сираки двадцатиметровыми акульими зубами, нет, где сираки гигантскими сине-зелёными ледяными ландскнехтами насмерть стоят, не пуская глупых людишек наверх. Но людишки не только глупые, они ещё и упрямые, и вредные. Так и лезут наверх, так и лезут, мешая вековому порядку и спокойствию. А ещё каждый день приходит толпа зевак, желающих поглазеть на героев, которые завтра пойдут прямо в небо. И я один из этой толпы…
– Дошли? – Димка приплясывал на месте, замёрз что ли? – Мы уже тут минут пятнадцать, Намгель нас во-о-он в ту палатку отвёл со Стасом. Шерпы чаем напоили. Прикольно. Стас там чуть не заснул, да и я…
– Вы уходите? – Вовка оглядывается, ища Намгеля.
– Да, мы всё посмотрели…
На сирак – пирамидальную ледяную глыбу, начал восхождение один из местных альпинистов. У него обычная тренировка. Вот как они это делают, когда здесь и стоять-то утомительно?
– Пойдём на ту площадку возле льда, – тянет меня Рязанова, она забрала у Вовки «зеркалку», эти полтора килограмма и решила устроить фотосессию. – Сфотографируешь меня в прыжке!
Нет, вы посмотрите на неё! Высота 5360! Воздуха нет! Дышать нечем! Коленки больные, а она подпрыгивает и орёт: «Палыч, успей меня сфотографировать!» Женщины, ей богу, откуда вы берёте силы?
Потом фотографировались с флагами.
Потом я предложил всем взять камушки на память, но все на меня посмотрели, как на дурачка, и я сам, встав на колени, зачерпнул горсть камней и положил их в карман…
Дальше я только помню, что мы собираемся возвращаться…
Очнулся уж в Горакшепе, за столом, за ужином… Я сидел переодетый, переобутый… передо мной стояла тарелка с момо, но есть я их не мог. Интересно, меня притащили или я сам пришёл?
– …а говорил, не дойдёшь, вон, как лихо скакал обратно…– Рязанова вяло ковырялась в своей жареной картошке. – Ещё и момо заказал… Я тут картошку-то…
Ага… Значит, ещё и лихо скакал… Ну, совсем обалдел…
Я погипнотизировалмомошку, подавил тошноту, положил её в рот и принялся тщательно пережёвывать. Только бы не вырвало… Только бы не…
– Ещё сутки, – икнул рядом Рамиль, он тоже тщетно пытался запихнуть в себя картошку. Я вяло кивнул, и с усилием проглотил. Только бы не вырвало…
Ночью я опять не спал, голова болела так, будто мне пытались её вскрыть тупым сверлом. Вовка, приди, убери сверло… Убери, пожалуйста… Не придёт… Не поможет… Не волшебник… Только пастырь. Жаль… Но он и сам после Эвереста загибался… Как же болит голова…
В десять я выпил цитрамон.
В двенадцать нурофен.
В два кетанов, но и он не помог…
В четыре я поднялся.
Сегодня Калапатар! Или Кала-Патхар, как его называют местные…
Господи помилуй… Господи помилуй… Господи помилуй…
Продолжение следует…