Открытие весенне-летнего сезона 2017. Действие II. Книга. Окончание

События
Андрей Лоскутов: Сергей Шестернин начал эту тему - как в горах проявлются национальные характеры

Андрей Лоскутов: Сергей Шестернин начал эту тему — как в горах проявлются национальные характеры

  Валерий Лаврусь: У меня есть одна такая свеженькая история. Мне ее рассказал гид. В 2015 году было землетрясение, погибло много людей, сильно пострадал Катманду, Эверест был сдвинут. Группы вел Володя Котляр, который вел и нас. Они на 4200 возле Фериче (базовый лагерь Эвереста) попали под этот удар, но избежали серьезных проблем, все хорошо. Пришли в Фериче, он развален. Несколько групп там было – французы, англичане, немцы, кто-то еще из европейцев и евреи. Переночевали. Единственное здание, которое было фанерным, оно осталось целым, все остальное – каменное – разрушено. Утром начали летать вертолеты – возить людей из базового лагеря, где было очень много раненых. А Фериче – первый пункт, в котором есть хоть какая-то медицинская помощь – кислород, капельницы. Прилетел итальянец-врач, прилетела какая-то бригада, американец, какой-то организатор. Прям подряд вертолеты привозили раненых по одному, так как на такой высоте больше не взять: только пилот и один пассажир. Говорят, привозили сильно раненых людей, на которых было страшно смотреть. Остались помогать, таскать носилки две группы – русская и еврейская. Все остальные развернулись и ушли вниз. Владимир сразу им сказал, что держать тут никого не будет, есть местный гид, с которым можно спуститься. 4200 – там все тяжело. В среднем на одни носилки – четыре человека, раненых порядка 60-70 человек. И приходились на одного раненного делать несколько заходов.

  Андрей Лоскутов: А расстояние?

  Валерий Лаврусь: Метров 500. Это немного. Но это высота. Очень тяжело. Вообще, говорят так, что на 8000 человека остается 10% приблизительно. Если ты внизу спокойно тащишь 20 килограммов, считай, что там – 2 кг можешь осилить. Я читал замечательную историю о том, как человек поднялся на пик Ленина, взял с собой зеркалку, чтобы сделать снимки. Придя туда, он сказал: я идиот, не надо было все это брать, надо было взять мыльницу. Мне, например, на Килиманджаро не хватило сил поменять объектив, не хотелось этого делать. Это нормально.

  Андрей Лоскутов: Не хочется или просто сил нет?

  Валерий Лаврусь: Просто нет сил, хочется лечь и лежать. Но ты понимаешь, что лежать нельзя. Высота – это очень трудно. Я не знаю, зачем мы туда премся. Четыре моих захода, и в каждый из них мне не хотелось идти дальше. Бывает, возникает момент, когда думаешь – не хочу идти дальше, нет сил, все, сдох. Теория моего покойного брата: мы –существа, которым выданы скафандры – наши тела. Скафандр – классная и дорогая штука, которую надо беречь, но скафандр не сам по себе умный, в нем процессор стоит. Иногда непонятно, кто кого сломает – скафандр того, кто внутри, или, наоборот – тот, кто внутри, сломает скафандр. Скафандру хочется есть, доминировать – все, как положено, а тот, кто внутри, пытается его заставить заниматься совершенно другими вещами — например, совершать геройские поступки, ходить в какие-то горы, короче, превозмогать себя. Нигде, кроме как в горах, совершенно точно не ощущается вот это вот раздвоение: когда весь твой организм и голова говорят о том, что — ну его все. Никуда я больше не пойду. И вот тут тот, кто внутри меня, как у Высоцкого, говорит – нет, парень, вставай и пошли. И кто тут кого сломает – вопрос. На Эльбрусе второй раз скафандр сломал меня. В остальных случаях получалось так, что тот, который внутри, ломал скафандр. Как будет в следующий раз, я собираюсь сейчас на Казбек, — не знаю. Трудно сказать.

  Андрей Лоскутов: Мы поняли, что скафандры у всех одинаковые, а то, что внутри, – лучше и качественнее у нас и у евреев, так?

  Валерий Лаврусь: Еврееи – они же избранные (по библии). Израильская армия – одна из самых интересных в этом отношение, у них очень развиты взаимоотношения, взаимопомощь, поэтому они никогда не могут просто так собраться и уйти. В их процессорах жестко «записано», что нельзя бросать своего товарища, а все те, кто в горах – все товарищи, по большому счету. Они просто не раздумывали.

  В прошлом году на Эльбрусе в июле месяце, когда мы поднимались, у нас группа, кстати, была очень небольшая – трое любителей, у нас не было никаких гидов, сами поднимались, типа мы такие крутые – все сами знаем. Одни из нас, правда, на самом деле крут, он семь или восемь раз поднимался. Я – второй раз, еще одни – совсем новичок. Поднимались по очень сильному ветру. Но самое худшее было другое – позёмка, это называется пурга, когда снег лупит тебя, очень неприятно. Короче, один наш товарищ сломал себе палку (поднимаешься же с треккинговыми палками) на высоте 5000, развернулся и ушел. Мы дошли с товарищем до седловины, это 5300. И там получилось так, что я решил спускаться, а он один пошел выше. Я один возвращался. Честно скажу, было страшно.

  Денис Атоян: Возвращаться же быстрее?

  Валерий Лаврусь: Нет, не дольше, но и не сильно быстрее. А вообще, опаснее, потому что ты идешь расслабленный. Там нужно идти, думая о том, что главное – не расслабляться. Обычно наворачиваются почти все, на Эвересте –в основном всегда на возвращении.

  Денис Атоян: Когда возвращаешься обратно, сколько это занимает часов?

  Валерий Лаврусь: Поднимался я четыре часа, возвращался два. Причем, там идешь по неприятному месту, называется – «Косая полка». Слева, когда ты поднимаешься, и справа, когда ты спускаешься, – там трещины, а трещины бывают занесены снегом, а если по пурге идешь – не видишь красные флажки, которые провешивают МЧСовцы, там можно просто попасть в ловушки, так как трещины 60 метров глубиной. Одному ходить нельзя. Нельзя. Надо идти с людьми, которые знают. В «Семи вершинах» на восхождении обычно бывает один гид на трех туристов. Они сразу договариваются, как идти, как страховать. Мы, например, сейчас ходили по Гималаям, у нас всегда группа была деленая пополам, то есть впереди шли люди с местным гидом, с шерпом, а следом шли мы с Владимиром Котляром.

  Артур Шиляев: Авангард и основная группа.

  Валерий Лаврусь: Можно и так.

  Денис Атоян: Когда можно идти? В каком-то определенном месяце? Или это не так важно?

  Валерий Лаврусь: В Гималаях очень важно. Сезон подъема – апрель, май. В июне начинаются муссоны. Там же ситуация какая – это же естественная стенка, ветры дуют с океана, несут облака с дождями, это все ударяется о стенку, обрушивается дождями, снегами…

  Андрей Лоскутов: А когда ты на самом верху, там же нет никаких облаков? Там просто небо и солнце, так?

  Валерий Лаврусь: Иногда идешь в облаках, иногда они все равно поднимаются над тобой.

  Андрей Лоскутов: На самом верху — облака?

  Валерий Лаврусь: На 5000 облака еще могут быть запросто.

  Николай Касьянов: Тем, кто смог побывать на десяти горных вершинах России – Эльбрус, Коштан-Тау, Дыхтау, Мижирги, Джангитау, пик Пушкина, Казбек, Шхара, Ключевская Сопка, Белуха – присуждается почетное звание «Снежный барс». Я близко подошел к званию «Шакал снегов», потому что покорил подножье пяти «восьмитысячников». Там проблема в том, что все, что свыше 7500 метров, – это так и называется – «Зона абсолютной смерти». Господь Бог и природа – не создали нас, чтобы мы жили на такой высоте. Человек там жить в принципе, по идее, не может. Так вот, человек, который поднимается свыше шести-семи тысяч, – начинает умирать. Он еще идет, ползет, остается вот эти 10 %, о которых Валерий говорил, и человек начинает умирать, организм начинает отказывать, поэтому задержаться там один день – это очень опасно, просто запаса сил может не хватить. Аллея мертвых начинается где-то сильно наверху? Выше 6000?

  Валерий Лаврусь: Аллею я не видел, не знаю.

  Николай Касьянов: Там же страшная вещь. Когда человек поднимается по некоторым маршрутам, гиды с удовольствием показывают — застрявшие и замерзшие люди, их же оттуда никто не вытаскивает, выше восьми тысяч в основном, потому что их оттуда никто не спускает. Были случаи, когда люди погибали, группа альпинистов мимо проходила, медленно переставляя ноги, уходили, а люди там замерзали. Проблема в том, что там не только физическое состояние меняется, там психическое состояние сильно меняется. А человек, в общем-то, умирая, не понимает, что с ним происходит. Особенно, если он тренированный. Нетренированным проще – сразу отек легких, стащат и внизу, возможно, восстановят. Иногда поднявшийся ветер в «зоне абсолютной смерти» – это та самая смерть и пришла, потому что ты не можешь ни вверх пойти, ни вниз. И, по-моему, очень многие как раз на спуске помирали, не столько на восхождении, сколько плохо рассчитав силы, на последнем рывке шли до вершины. В этом смысле даже не Эверест, Аннапурна – гора средняя, а вот К2 – да.

  Валерий Лаврусь: Аннапурна – гора-убийца. Это женщина, которая долгое время не пускала туда вообще никого, вообще практически никто не доходил, только совсем недавно, кажется, одна дама сумела подняться.

  Николай Касьянов: Притом, она кажется такой ровненькой. Но беда еще заключается в том, что Эверест – он как раз покорялся очень многими. Его покоряли одиночки, слепые, безногие. А менее высокие горы – они иногда в сезоны собирали бОльший урожай смертей, нежели сам Эверест. И люди, которые заплатили по 30-40 тысяч долларов за восхождение…

  Валерий Лаврусь: Эверест сейчас стоит 60 тысяч.

  Николай Касьянов: Уже? Все меняется.

  Валерий Лаврусь: А до базового лагеря – тысяча-две долларов.

  Григорий Жедяевский: Я хотел еще дополнить немного, так как был связан с высокогорными экспериментами в ходе своих научных достижений по спорту. Когда общался с учеными, есть такой Александр Суворов, ответственный исполнитель программы «Марс-500». Я с ним много общался на тему восхождений. Он рассказывал на примере Эльбруса насколько это тяжело. Во-первых, Эльбрус – это не просто гора, а вулкан. Он говорил: «Ты такой спортсмен, перспективный, объем легких большой, но там многое зависит от психологии, погоды, потому что там выбросы серы происходят и просто может заглючить, ты просто замерзнешь». Да, как сказал Николай Касьянов, человек в любой момент может стать неадекватным, то есть надо только с опытной группой идти. Валерий говорил о том, что спортсменам тяжело Когда я поднимался, кажется, в 2008 году, я ощутил это на себе. Когда поднимаешься высоко, происходит резкий скачек в голове. Вроде, идешь – не замечаешь – красота, ослепительные вершины, но на верху очень сильно дает в голову. Еще с одним молодым ученым у нас состоялся такой разговор: «У Высоцкого были слова – «Человека тянет в горы» — ты разговаривал когда-нибудь с профессиональными альпинистами? – Да, доводилось. — А ты чувствуешь, как они немного подтормаживают в общении? Это происходит из-за того, что после 3500, если человек часто поднимается, у него активно умирают клетки головного мозга. И это сильно сказывается. Если общаешься с профессионалом, замечаешь, что он говорит, как заядлый алкоголик. Когда человек хоть раз поднимался в горы – до 3000-3500 метров, его опять тянет туда». То есть те из вас, кто поднимался, понимают, что потом хочется еще вернуться. Я надеюсь, в этом году попаду на Эльбрус с опытной группой. Это просто интересно.

  Николай Касьянов: Маленькая ремарка. Я не знаю, как насчет процесса скафандра, это, кстати, интересный образ, но могу сказать, что в горах – зона смерти…

  Андрей Лоскутов: Ты пять раз уже сказал про зону смерти…

  Николай Касьянов: Так проблема в том, что когда поднимаешься в горную страну —  Тибет, даже наш Кавказ – ты понимаешь, что это мир смерти, там, как сказал один бурят, который был у нас в группе, когда парни хотели сфотографироваться, а там какое-то капище было местное буддистское, где ребята решили пофотографироваться, он сказал:  чужих чертей не трогайте. Там чужие сущности живут. А есть такое художественное допущение, что это стремление в мир смерти, потому что когда ты даже относительно невысоко, это я о себе говорю, поднимаешься, ты все равно понимаешь, что это мир застывших форм, снежной королевы, это мир смерти. Может, наше подсознательное стремление тянет нас туда. А уж процессор там работает или что – кто же знает.

  Андрей Лоскутов: Каких-то существ, про которых пишет Мулдашев, которые где-то в каких-то пещерах живут, какие-то шестиметровые люди – ты не встречал?

  Валерий Лаврусь: Во-первых, недалеко от Намче-базара есть поселок. Там был буддистский монастырь, в котором, якобы, хранился скальп Йети, который, якобы, в начале 2000-х годов какие-то западные туристы украли. Как-то так. Все. Больше у меня об этом  сказать нечего.

  А книга, которую я сегодня представил, — она в действительности про Север, про нефтяников и геофизиков…

  Завершился вечер автограф-сессией. Валерий Лаврусь подписал каждому гостю свою книгу «Очень крайний Север. Восхождение», часть экземпляров с автографом автора отправится руководителям региональных отделений Российского сигарного союза.         

   См. также текст статьи — часть I

Оцените статью