Андрей Лоскутов: Пренса Латина – кубинское телеграфное агентство – передало, что сегодня на ферме Робайна начинается высевка саженцев табака.
Ирочи Робайна: Началась? Нет, она начнется завтра.
Лоскутов: Но сам факт знаменателен – главное государственное агентство сообщает о посевной на ферме Робайна. Пренса Латина также называет цифру – провинция Пинар дель Рио дает около 70 процентов всего покровного листа Кубы. А сколько приходится на семейную плантацию Робайны?
Робайна: Около 10 процентов. Примерно.
Лоскутов: Скажи, пожалуйста, сколько гектаров земли во владение у семьи Робайна?
Робайна: Всего 22 га, из них 17 – под табаком.
Лоскутов: И эти 22 га традиционно, с 1845 года, обрабатываются семьей Робайна?
Робайна: Да.
Лоскутов: Уменьшается или увеличивается эта площадь?
Робайна: Нет, она всегда была такой.
Лоскутов: Куда идет робайновский табак?
Робайна: Урожай мы продаем на государственные табачные предприятия.
Лоскутов: Знаешь ли ты, какие сигары будут из него затем крутиться?
Робайна: Не знаю. Должны использовать для производства сигар Vegas Robaina, но я не уверен, потому что после передачи табака государству я не знаю, куда он дальше идет. Я являюсь всего лишь производителем сырья.
Лоскутов: Дон Алехандро Робайна говорил, что этот табак не идет на сигары Vegas Robaina.
Робайна: До того, как в 1997 году появился этот бренд, наш табак использовали для сигар Cohiba или для некоторых сигар, которые предназначались для государственных подарков. Но у меня нет таких тесных отношений с фабриками, чтобы проследить дальнейшие пути табака с наших плантаций.
Лоскутов: То есть ты в тех же самых условиях, что и любой производитель табака на Кубе?
Робайна: Да.
Лоскутов: А если ты придешь на какую-нибудь сигарную фабрику, например, H. Upmann или Partagas, – сможешь там чисто зрительно определить, твой это табак или чужой?
Робайна: Разумеется, смогу.
Лоскутов: Ты, кажется, успел поработать на сигарном производстве – Дон Алехандро, готовя тебя в приемники, отправлял освоить профессию торседора?
Робайна: Да, я работал на фабрике Partagas в 1997 году, а затем, в 98-м – на H. Upmann, где как раз и делал Vegas Robaina.
Лоскутов: Из вашего же табака?
Робайна: Да. Но наш табак шел только на покров. Мешка была чужая. После 1998 года из Гаваны я уехал в поместье, потому что мой дедушка попросил меня вернуться и помогать ему по хозяйству. И я потерял всякую связь с фабриками.
Лоскутов: Какой из девяти разрядов профессии торседора ты успел получить?
Робайна: Когда я работал торседором, было не девять, как сейчас, а пять разрядов. Я имел четвертый. На пятый мне не хватило времени – я уехал.
Лоскутов: Кроме Vegas Robaina, которые составляют мировую пятерку сигар супер-премиум класса (вместе с Cohiba, Cuaba, Montecristo и Trinidad), есть еще сигары, которые мы называем «домашней робайной»…
Робайна: …Они крутятся непосредственно на ферме, в поместье для собственных нужд.
Лоскутов: Знатоки считают их лучшими сигарами мира.
Робайна: Спасибо. Мне приятно слышать, что я и мои работники крутим для себя сигары, которые в мире считаются лучшими сигарами.
Лоскутов: А сколько всего работников на ферме?
Робайна: В данный момент 15 человек. Но это количество меняется в зависимости от стадии, этапа производства табака. В общем, от 15 до 70 человек. Больше всего людей в январе, когда мы убираем табак.
Лоскутов: Это всё окрестные жители или приезжают из других провинций, из Гаваны?
Робайна: Все они из Сан Луиса. Из Гаваны — только я. Я же там родился.
Лоскутов: Я слышали, что ты родился в Японии. И отсюда твое совсем не кубинское имя – Ирочи. Это правда или легенда?
Робайна: Дело в том, что мой отец перед моим рождением работал в Японии. Когда он вернулся, мне дали японское имя Ирочи. На японском языке это означает «жизнь».
Лоскутов: Вернемся к «домашним робайнам». В каких форматах они существуют?
Робайна: В четырех: Corona Especial, Padrino (крестный отец), Finura (тонкая, панателла) и Bestia (чудовище). Только первый из форматов – стандартный. Остальные – как это сказать?..
Лоскутов: Мы обычно говорим – фантазийный формат.
Робайна: Ну да, мы их придумали сами. Только Bestia получилась как бы сама по себе – плотник ошибся и сделал пресс-форму для очень больших сигар — RG 68 (Padrino, например, 62). Выбрасывать пожалели. И решили попробовать сделать такую большую сигару.
Лоскутов: Мне нравятся названия форматов – Padrino, Bestia. Кто их придумал?
Робайна: Я.
Лоскутов: Откуда начиночные табаки, если ваша ферма специализируется на покрове?
Робайна: Мы выращиваем в основном покровный табак. Табак для начинки у нас тоже есть, но его не много. Выращивать покровный табак гораздо сложнее, а такой, для начинки, просто. Где-то 10 га идет на покровный лист, остальные — на начинку. Но цифра варьируется. Были годы, когда мы всё засеивали табаком для покровного листа.
Лоскутов: Какие сорта табака используются?
Робайна: В данный момент Criolio-98 и Corojo-99.
Лоскутов: Что-то изменилось на ферме после того, как ты возглавил Дом Робайна?
Робайна: Ну, например, мы купили камеру для сушки табачного листа. Это итальянский аппарат. Он контролирует температуру и влажность в камере. Время сбора табака — январь-февраль, на Кубе — зима, и естественно в этот период влажность падает. Мы собираем табак с полей, и зеленому еще табачному листу необходима определенная влажность в помещении, как ее контролировать? Самый простой вариант — поливать лист водой, но так ты можешь передержать высокую влажность, а с помощью аппарата вода поступает тонкими струями, и когда гидрометр показывает заданную влажность, аппарат автоматически отключается. Сейчас во всем мире меняется климат, и я считаю, что в будущем все будут работать с такими аппаратами. Пока я единственный производитель табака на Кубе, который имеет такой аппарат в частном владении.
Лоскутов: А почему этого не делал сам Дон Алехандро?
Робайна: Мой дедушка хотел это сделать, но, к сожалению, не успел.
Лоскутов: Расскажи, пожалуйста, как строится твой обычный рабочий день?
Робайна: Я просыпаюсь в 6.15, чашка кофе, в 7.00 я уже встречаюсь с рабочими. С ними обсуждаем задания, выпиваем вместе кофе и расходимся по полям. В течение дня я прохожу по плантациям, проверяю кто, что делает. Всегда хожу пешком. В 9.30 у меня второй завтрак — сок и бутерброд. У рабочих обед с 11.30 до 13.00 и время, чтобы они могли отдохнуть. Для меня их обеденное время – рабочее: я встречаюсь с гостями — туристами, иностранцами, которые приезжают к нам на ферму. После этих встреч – мой обед. И я опять выхожу в поле и уже с инженером хожу и проверяю сделанное. Затем в 17.00 я собираюсь с моими замами, их двое. И мы втроем обсуждаем все производственные вопросы, что добавить, что поправить, и принимаем решения о работах на завтра. И так каждый день.
Лоскутов: А что ты делаешь после работы?
Робайна: Провожу время с семьей. Выпью рому, выкурю сигару. Но и тогда работа не уходит – надо думать постоянно, потому что природа непредсказуема, погода меняется, нарушая все наши планы. Спать ложусь поздно – в двенадцать-час ночи.
Лоскутов: Я был два раза у вас дома, видел ваших работников, они были одеты в сапогах и синих майках, но я никогда не видел тебя в сапогах. Когда ты ходишь по полю, ты надеваешь сапоги?
Робайна: Да, причем российские военные сапоги. Или те ботинки, в которых ходят в армии. Но чаще всего я использую кроссовки, потому что они удобнее, они не такие тяжелые.
Лоскутов: Я, будучи у вас на ферме, несколько раз спрашивал тебе, — кто ты? И ты мне всегда отвечал «soy guajiro» — я крестьянин. А ты при этом не выглядел крестьянином — ты был в кроссовках, ты был в джинсах, в стильной майке.
Робайна: Я и сейчас тебе говорю, когда я стал главой Дома Робайна: я крестьянин и я производитель табака. Почему все представляют себе, что крестьянин в наше время должен выглядеть так же, как крестьянин в 30-е годы? Я производитель табака 2000 года. Бессмысленно стараться показать миру, что крестьянин должен быть человек в большом сомбреро, с грязными ботинками, с рваными штанами и рубашкой, без зубов, но почему? Мы развиваемся. Зачем все работы на земле делать руками, если у нас есть трактор? Да и скажи сам, что интереснее тебе — как одевается производитель или какой табак он производит? Меня интересует качество табака, который я произвожу, оно высокое и должно быть еще выше.
Ирочи Робайна: Началась? Нет, она начнется завтра.
Лоскутов: Но сам факт знаменателен – главное государственное агентство сообщает о посевной на ферме Робайна. Пренса Латина также называет цифру – провинция Пинар дель Рио дает около 70 процентов всего покровного листа Кубы. А сколько приходится на семейную плантацию Робайны?
Робайна: Около 10 процентов. Примерно.
Лоскутов: Скажи, пожалуйста, сколько гектаров земли во владение у семьи Робайна?
Робайна: Всего 22 га, из них 17 – под табаком.
Лоскутов: И эти 22 га традиционно, с 1845 года, обрабатываются семьей Робайна?
Робайна: Да.
Лоскутов: Уменьшается или увеличивается эта площадь?
Робайна: Нет, она всегда была такой.
Лоскутов: Куда идет робайновский табак?
Робайна: Урожай мы продаем на государственные табачные предприятия.
Лоскутов: Знаешь ли ты, какие сигары будут из него затем крутиться?
Робайна: Не знаю. Должны использовать для производства сигар Vegas Robaina, но я не уверен, потому что после передачи табака государству я не знаю, куда он дальше идет. Я являюсь всего лишь производителем сырья.
Лоскутов: Дон Алехандро Робайна говорил, что этот табак не идет на сигары Vegas Robaina.
Робайна: До того, как в 1997 году появился этот бренд, наш табак использовали для сигар Cohiba или для некоторых сигар, которые предназначались для государственных подарков. Но у меня нет таких тесных отношений с фабриками, чтобы проследить дальнейшие пути табака с наших плантаций.
Лоскутов: То есть ты в тех же самых условиях, что и любой производитель табака на Кубе?
Робайна: Да.
Лоскутов: А если ты придешь на какую-нибудь сигарную фабрику, например, H. Upmann или Partagas, – сможешь там чисто зрительно определить, твой это табак или чужой?
Робайна: Разумеется, смогу.
Лоскутов: Ты, кажется, успел поработать на сигарном производстве – Дон Алехандро, готовя тебя в приемники, отправлял освоить профессию торседора?
Робайна: Да, я работал на фабрике Partagas в 1997 году, а затем, в 98-м – на H. Upmann, где как раз и делал Vegas Robaina.
Лоскутов: Из вашего же табака?
Робайна: Да. Но наш табак шел только на покров. Мешка была чужая. После 1998 года из Гаваны я уехал в поместье, потому что мой дедушка попросил меня вернуться и помогать ему по хозяйству. И я потерял всякую связь с фабриками.
Лоскутов: Какой из девяти разрядов профессии торседора ты успел получить?
Робайна: Когда я работал торседором, было не девять, как сейчас, а пять разрядов. Я имел четвертый. На пятый мне не хватило времени – я уехал.
Лоскутов: Кроме Vegas Robaina, которые составляют мировую пятерку сигар супер-премиум класса (вместе с Cohiba, Cuaba, Montecristo и Trinidad), есть еще сигары, которые мы называем «домашней робайной»…
Робайна: …Они крутятся непосредственно на ферме, в поместье для собственных нужд.
Лоскутов: Знатоки считают их лучшими сигарами мира.
Робайна: Спасибо. Мне приятно слышать, что я и мои работники крутим для себя сигары, которые в мире считаются лучшими сигарами.
Лоскутов: А сколько всего работников на ферме?
Робайна: В данный момент 15 человек. Но это количество меняется в зависимости от стадии, этапа производства табака. В общем, от 15 до 70 человек. Больше всего людей в январе, когда мы убираем табак.
Лоскутов: Это всё окрестные жители или приезжают из других провинций, из Гаваны?
Робайна: Все они из Сан Луиса. Из Гаваны — только я. Я же там родился.
Лоскутов: Я слышали, что ты родился в Японии. И отсюда твое совсем не кубинское имя – Ирочи. Это правда или легенда?
Робайна: Дело в том, что мой отец перед моим рождением работал в Японии. Когда он вернулся, мне дали японское имя Ирочи. На японском языке это означает «жизнь».
Лоскутов: Вернемся к «домашним робайнам». В каких форматах они существуют?
Робайна: В четырех: Corona Especial, Padrino (крестный отец), Finura (тонкая, панателла) и Bestia (чудовище). Только первый из форматов – стандартный. Остальные – как это сказать?..
Лоскутов: Мы обычно говорим – фантазийный формат.
Робайна: Ну да, мы их придумали сами. Только Bestia получилась как бы сама по себе – плотник ошибся и сделал пресс-форму для очень больших сигар — RG 68 (Padrino, например, 62). Выбрасывать пожалели. И решили попробовать сделать такую большую сигару.
Лоскутов: Мне нравятся названия форматов – Padrino, Bestia. Кто их придумал?
Робайна: Я.
Лоскутов: Откуда начиночные табаки, если ваша ферма специализируется на покрове?
Робайна: Мы выращиваем в основном покровный табак. Табак для начинки у нас тоже есть, но его не много. Выращивать покровный табак гораздо сложнее, а такой, для начинки, просто. Где-то 10 га идет на покровный лист, остальные — на начинку. Но цифра варьируется. Были годы, когда мы всё засеивали табаком для покровного листа.
Лоскутов: Какие сорта табака используются?
Робайна: В данный момент Criolio-98 и Corojo-99.
Лоскутов: Что-то изменилось на ферме после того, как ты возглавил Дом Робайна?
Робайна: Ну, например, мы купили камеру для сушки табачного листа. Это итальянский аппарат. Он контролирует температуру и влажность в камере. Время сбора табака — январь-февраль, на Кубе — зима, и естественно в этот период влажность падает. Мы собираем табак с полей, и зеленому еще табачному листу необходима определенная влажность в помещении, как ее контролировать? Самый простой вариант — поливать лист водой, но так ты можешь передержать высокую влажность, а с помощью аппарата вода поступает тонкими струями, и когда гидрометр показывает заданную влажность, аппарат автоматически отключается. Сейчас во всем мире меняется климат, и я считаю, что в будущем все будут работать с такими аппаратами. Пока я единственный производитель табака на Кубе, который имеет такой аппарат в частном владении.
Лоскутов: А почему этого не делал сам Дон Алехандро?
Робайна: Мой дедушка хотел это сделать, но, к сожалению, не успел.
Лоскутов: Расскажи, пожалуйста, как строится твой обычный рабочий день?
Робайна: Я просыпаюсь в 6.15, чашка кофе, в 7.00 я уже встречаюсь с рабочими. С ними обсуждаем задания, выпиваем вместе кофе и расходимся по полям. В течение дня я прохожу по плантациям, проверяю кто, что делает. Всегда хожу пешком. В 9.30 у меня второй завтрак — сок и бутерброд. У рабочих обед с 11.30 до 13.00 и время, чтобы они могли отдохнуть. Для меня их обеденное время – рабочее: я встречаюсь с гостями — туристами, иностранцами, которые приезжают к нам на ферму. После этих встреч – мой обед. И я опять выхожу в поле и уже с инженером хожу и проверяю сделанное. Затем в 17.00 я собираюсь с моими замами, их двое. И мы втроем обсуждаем все производственные вопросы, что добавить, что поправить, и принимаем решения о работах на завтра. И так каждый день.
Лоскутов: А что ты делаешь после работы?
Робайна: Провожу время с семьей. Выпью рому, выкурю сигару. Но и тогда работа не уходит – надо думать постоянно, потому что природа непредсказуема, погода меняется, нарушая все наши планы. Спать ложусь поздно – в двенадцать-час ночи.
Лоскутов: Я был два раза у вас дома, видел ваших работников, они были одеты в сапогах и синих майках, но я никогда не видел тебя в сапогах. Когда ты ходишь по полю, ты надеваешь сапоги?
Робайна: Да, причем российские военные сапоги. Или те ботинки, в которых ходят в армии. Но чаще всего я использую кроссовки, потому что они удобнее, они не такие тяжелые.
Лоскутов: Я, будучи у вас на ферме, несколько раз спрашивал тебе, — кто ты? И ты мне всегда отвечал «soy guajiro» — я крестьянин. А ты при этом не выглядел крестьянином — ты был в кроссовках, ты был в джинсах, в стильной майке.
Робайна: Я и сейчас тебе говорю, когда я стал главой Дома Робайна: я крестьянин и я производитель табака. Почему все представляют себе, что крестьянин в наше время должен выглядеть так же, как крестьянин в 30-е годы? Я производитель табака 2000 года. Бессмысленно стараться показать миру, что крестьянин должен быть человек в большом сомбреро, с грязными ботинками, с рваными штанами и рубашкой, без зубов, но почему? Мы развиваемся. Зачем все работы на земле делать руками, если у нас есть трактор? Да и скажи сам, что интереснее тебе — как одевается производитель или какой табак он производит? Меня интересует качество табака, который я произвожу, оно высокое и должно быть еще выше.
Андрей Лоскутов,
Рустем Шарипов, фото
