«Берлинская жара» в Московском сигарном клубе, ч. I

Гостиная
Дмитрий Поляков-Катин - редкий для сегодняшнего времени пример востребованного писателя. Мы, в Московском сигарном клубе, вынуждены были перенести поляковский вечер почти на месяц - ждали второй завод романа "Берлинская жара", первый был раскуплен. Дмитрий - пишет стихи, рассказы, романы. "Жара" - первый его опыт в детективном жанре. Проза Полякова-Катина высоко оценена Юрием Бондаревым, Кареном Шахназаровым. Теперь может это сделать и мы.
Дмитрий Поляков-Катин — редкий для сегодняшнего времени пример востребованного писателя. Мы, в Московском сигарном клубе, вынуждены были перенести поляковский вечер почти на месяц — ждали второй завод романа «Берлинская жара», первый был раскуплен. Дмитрий — пишет стихи, рассказы, романы. «Жара» — первый его опыт в детективном жанре. Проза Полякова-Катина высоко оценена Юрием Бондаревым, Кареном Шахназаровым. Теперь может это сделать и мы. 

  Андрей Лоскутов: Дмитрий, мы примерно знаем, как становятся любителями сигар. А как становятся писателями?
  Д.П-К.: Да, наверное, также — начинают писать. И постепенно все как-то утраивается.
  А.Л.: Когда вы написали свою первую книгу?
  Д.П-К.: В начале нулевых. Это было хорошее время — книги хорошо покупали, издательства много издавали.
  А.Л.: Первая книга?
  Д.П-К.: Роман «На выдохе». О внутреннем раздрае 90-х годов. Это был поколенческий роман.
  А.Л.: Совсем не похоже на то, что вы принесли нам сегодня — шпионский детектив «Берлинская жара». 
  Д.П-К.: «Берлинская жара» появилась вообще перпендикулярна всему тому, чем я прежде занимался. Я просто люблю этот жанр, люблю Штирлица…
  А.Л.: Мы это почувствовали. Скажите, откуда такое знание берлинской топографии?
  Д.П-К.: Я берлинист по образованию. Жил в Германии. Знаю этот город. Тем более, что Берлин сильно изменился. Но топография «Берлинской жары» отчасти в воображении — не всё из описанного существует. Например, здания Гестапо уже нет, оно стерто, а это было очень красивое здание.
  А.Л.: В прозе, наверное, большая конкуренция. А в военном детективе?
  Д.П-К.: В издательстве «Художественная литература» мы хотели собрать  десятитомник – лучшее, что было написано о разведке.  Но не набрали 10 томов. Только  восемь, с большими натяжками. Том Юлиана Семенова. Том Валентина Пикуля. А все остальное –  мелочевка. Все любят шпионские жанры. Но сама-то профессия разведчика не предполагает никакой остросюжетности. Чем более разведчик незаметен, чем менее он себя проявляет – тем лучше. Самый лучший разведчик – такая серая мышь, которая тихо сидит где-то в недрах и передает информацию. Вартанян, наш великий разведчик, сказал: когда разведчик начинает стрелять, он заканчивается как разведчик. А все ждут именно этого.
  А.Л.: Когда вы были за рубежом – вы шпионили?
  Д.П-К.: Нет, я вообще не имею к этому отношения.
  Петр Давыдов: Как непосредственно пришла идея, помимо любви к жанру, именно этой книги?
  Д.П-К.: Я всегда писал, следуя за сюжетом. Начинал совершенно с другой завязки. Но сюжет повел, потащил за собой.
  А.Л.: Я читал «Берлинскую жару» и видел не столько Миллера, сколько Леонида Броневого. Не столько Шелленберга, сколько Олега Табакова. 
  Д.П-К.: Про Табакова — да, сами немцы им восхищаются, племянница Шелленберга написала — «Спасибо за дядю Валтера». Шелленбергу в тот момент 32 лет, молод, умен. А вот Мюллер… Нет, он другой. В 1943-м Мюллеру 43 года. Он ровесник века. Это был совершенно неостроумный человек. Человек, который помнил всех агентов за всю свою карьеру. А карьера у него была очень интересной, он прошел все этапы. Это был сухой и очень неинтересный человек. Грубый. Он вообще никак не Броневой. Наш Фитин, руководитель разведки, он у меня выведен под другой фамилией — Ванин — фантастически интересный человек. Ему 36 лет. Как эти молодые люди в такой экстремальной ситуации могли все охватывать – загадка. Берия тоже не старик — мы с вами старше его, ему немного за сорок. Я не понимаю, из какого материала были сделаны все эти люди.
  А.Л.: Берия в «Берлинской жаре» хорош, живой. Как вы относитесь к этой фигуре? «Эффективный менеджер»?
  Д.П-К.: Я считаю, что это — фигура очень сложная. Человек своего времени. Но я никак не готов рассматривать его в том распространенном, шаблонном варианте, который сейчас преобладает. 1937 год – это не Берия, это Ежов. 1938 год – он пришел, Ежова расстрелял. Первая же амнистия, выпущено большое количество заключенных, среди которых Лихачев, Лосев, многие другие. Это Берия. Атомная бомба — Берия. В такой экстремальной ситуации добиться создания атомной отрасли — большое достижение. Был в Курчатовском не так давно, они там сделали постоянную экспозицию – огромный портрет Берии! Без всяких оговорок. Когда начали Берию громить, обратились к атомщикам — поддержите обвинения, они твердо сказали: нет. МГУ – это то же он, Берия.
  А.Л.: Берия отказался выполнить прямой приказ Сталина — расстрелять пленных польских офицеров. Знаменитая Катынь, которая до сих весит позором на СССР. Берия отказался. Ворошилов сказал — тогда мы это сделаем. И пяти лет не прошло, как правда о Катыни стала известна. И Сталин, не исключено, не раз пожалел о том решении. Ворошилова тогда от себя отодвинул надолго. Вопрос — почему, когда Хрущев затеял свержение Берии, его, Хрущева, поддержали именно военные?
  Д.П-К.: Потому что Берия для военных не был своим, был чужим.
  А.Л.: Вернемся к «Берлинской жаре». Немцы делают атомную бомбу. Наш разведчик пытается проникнуть в атомный проект. Этого же хочет и западная резидентура. В результате все сделают бомбу — и американцы, и мы, но не немцы. Так? 
  Д.П-К.: Не так. Немцы в принципе сделали бомбу, и версия о том, что им не хватило сил и денег, что Гитлер был настолько глупым человеком, что просто прекратил это финансирование, — она не выдерживает критики. Немцы сделали бомбу, но у них не было техники, чтобы поднять ее. Не было носителя. Уже в 1942 году, с этого и начинается мой роман, у них работал реактор…
  А.Л.: В «Берлинской жаре» сказано, что готовилось испытание на территории Беларуси. Это домысел?
  Д.П-К.: Одна из версий. То, что немцы провели испытание – в этом я не сомневаюсь. Кстати, об этом пишут и сами немцы. В Белоруссии, в Полесье были испытания. Много можно найти материалов о том, что немцы в Полесье взорвали какую-то бомбу. Вернее, взорвали установку.
  А.Л.: Бомба, взорванная на земле? 
  Д.П-К.: Да, там заражение было — на километры. Там есть озеро, оно абсолютно круглое – как блюдце. В нем ничего не водится до сих пор. А когда эту территорию накрыло чернобыльское облако, начали снимать слои, под свежим слоем нашли тонкий слой, который был датирован серединой 40-х. Что совпадает с датой испытания.
  Петр Давыдов: Как считаете, по какой причине никто — ни русские, ни американцы не смогли толком ничего украсть у немцев?
  Д.П-К.: Да, никто не смог проникнуть и получить серьезную информацию о ядерной бомбе немцев. Немцы очень грамотно всё организовали. Они сделали простую вещь: распределили по всей территории Рейха, включая Францию, процесс создания бомбы, разделив его на ячейки. Каждая ячейка занималась своим делом. И в каждой не более 20 человек. Даже проникнув в часть процесса, трудно было понять целое. А целое было в центре, куда попасть было совершенно невозможно. Это немцы, люди организованные. Если приняли решение – они его исполняют. Американцы же всё получили целиком — ученые стремились к западной зоне оккупации. И американцы получили бомбу. Есть версия, что бомбы, сброшенные в Японии, — это немецкие бомбы. Вроде была и третья бомба, сброшенная на Токио, но она не взорвалась.
  А.Л.: Наш разведчик Хартман – реальная фигура?
  Д.П-К.: Как и Штирлиц. Собирательный образ.
  А.Л.: ФСБ вас любит. Премию выдали.
  Д.П-К.: Не ФСБ — СВР, Служба внешней разведки.
  А.Л.: Можно вас похвалить и поругать?
  Д.П-К.: Я не против.
  А.Л.: Название романа хорошее — «Берлинская жара»: нагнетание жары, которая вот-вот превратится в жар, в котором расплавится Берлин, сгорит фашизм, но и которая может стать адским атомным огнем для всего мира. Есть неудачные мелочи. Например, сцена у Сталина, когда он говорит Берии: «Понимаю, Лаврентий, хорошо понимаю…» и так далее. Не сталинская фраза. Мы в МСК много говорили о Сталине. Приглашали к себе Святослава Рыбаса, автора, на мой взгляд, лучшей сталинской биографии. 
  Д.П-К.: Я всегда принимаю критику. И с благодарностью к ней отношусь. Вся штука в том, что я не документальную прозу пишу.
  А.Л.: Кстати, почему в «Жаре» очень много курят? Много сигар, сигарет.            
  Д.П-К.: Потому что это было время курильщиков.
  А.Л.: Вы правильно отметили в книге, что все сигары тогда шли из Швейцарии. Накануне войны Зино Давидфф выкупил у Франции, куда уже входили немецкие войска, весь запас гаван. Но одна сигарная новелла в романе — это, извини, грубейшая ошибка. Цитирую: «Кубинская – подумал разведчик. Вдохнул сладкий аромат дыма. Скорее всего, это Коиба». Дмитрий, Cohiba появилась двадцать лет спустя. 
  Д.П-К.: Обязательно поправлю.
  Виктор Несмиянов: Надо подсказать, на что поменять.
  Д.П-К: Кстати, да, на что?
  Вопрос: Возможно, Romeo y Julieta.
  Вопрос: Да и так в общем контексте пройдет. Но для любителей – несколько странно.
  А.Л.: Сколько по времени вы писали «Жару»?
  Д.П.-К: 10 месяцев. Мне самому было очень интересно.
  Вопрос: Продолжение будет? 
  Д.П-К.: Планирую. Я иду за сюжетом. Но единственное – всегда надо понимать, что ты хочешь сказать. На тот момент все силы отдавались борьбе с фашизмом. И все это понимали — надо победить. Но в то же время – под этим всем есть целый океан, эта гонка за ядерное вооружение. И о ней знал только ограниченный круг — разведчики, высшее руководство и небольшая группа физиков-ядерщиков. Они понимали, что война войной, но тот, кто это получит… Вот драматизм. Он и может быть интересен.
  Вопрос: Большой объем опытов, которые фашисты проводили на людях…
  Д.П-К.: Дикая совершенно история, они создали биологическое оружие. Просто испытывали на людях. Их всех потом взяли. И были мемуары. Мы знаем, что историю пишет победитель, — мы имеем отлично отредактированные мемуары.
  Вообще, мемуаристика сильно подвержена редактуре. Там достаточно таких вещей, которые трудно согласуются с официальной позицией. Но все же тайное становится явным. Я думаю, под большим вопросом, отравился ли Гиммлер. Потому что труп нигде не предъявили. Сфотографировали, сообщили, что раскусил ампулу, и все. А Гиммлер – полезный человек, зачем его убивать? Я думаю, они его тоже прихватили. Тем более, что буквально накануне, в Берлине уже шли бои, за ним прилетел самолет, приземлился за городом.
  Петр Давыдов: Для чего, как Вы считаете, Гиммлер после войны мог быть полезен американцам?
  А.Л.: Тем более — он самый грязный человек во всем фашистском руководстве…
  Д.П-К.: Ну и что. Американцы циничны — за Гиммлером вся разведка, все источники.
  Вопрос: На Нюрнбергском процессе были осуждены профессиональные военные, партийные боссы, а такие как Шелленберг —  они как-то очень легко отделались. Почему?
  Д.П-К.: Шелленберг выступал как свидетель, ничего себе свидетель — руководитель разведки, шеф СД, бригадефюрер СС. Ему дали шесть лет, он отсидел, кажется, год, его выпустили, он написал мемуары, уехал в Италию, встречался с Коко Шанель. И умер внезапно.
  А.Л.: Американцы получили бомбу, сбросили ее на два японских города, мы ни на кого бомбу не бросали. Но для японцев мы плохие, американцы – хорошие. Как это согласовать с нормальной человеческой логикой?
  Д.П-К.: Японцы сидят под американцами. Как только американцы оставят их, им сразу всё припомнят. Тем более, что историю войны, по большому счету, решили наши войска.

Оцените статью