Музыка и молоко Игоря Сандлера

Гостиная
Сигарную гостиную посетил известный продюсер Игорь Сандлер, актёр, писатель, музыкант, бизнесмен, участник легендарной группы «Интеграл». Сигарный портал публикует транскрипт беседы.

Сигарную гостиную посетил известный продюсер Игорь Сандлер, актёр, писатель, музыкант, бизнесмен, участник легендарной группы «Интеграл».

Сигарный портал публикует транскрипт беседы.



  Игорь Сандлер: Думаю, мы сегодня начнем с того, что я расскажу о том, где родился, вырос и так далее. Не будет никаких секретов. Свой рассказ я буду сопровождать слайд-шоу, в котором представлены фотографии, где опознаете известных как в России, так и во всем мире людей.

  Андрей Лоскутов: Про табак в этой презентации, наверняка, ничего нет…

  Игорь Сандлер: Да, про это нет. Но специально для вас я расскажу историю, связанную с курением. Я родился в Саратове. Рос в интеллигентной еврейской семье. Мама была учителем биологии, папа – 60 лет беспрерывно проработал на Саратовском авиационном заводе. Я учился музыке. Представьте, мне восемь лет. Мы жили в коммуналке. Неожиданный звонок в дверь. Мама открывает – на пороге мой друг со своей матерью, которая говорит: «Вы знаете, что Ваш сын учит моего курить и пить?». На что моя мама отвечает примерно следующее: «Да вы что!? Мой сын учится играть на пианино, у нас интеллигентная семья, речи о курить и пить быть не может!». И дальше происходит такой диалог: – А у вас пианино есть? – Есть. – А можно посмотреть? – Можно, конечно. И мама друга проходит в комнату, открывает на пианино панель, а там – пачка «Беломора» и бутылка алкоголя. Короче, мой друг меня просто вложил. Видимо, он пришел домой, от него пахло, его к стенке приперла инквизиция, и он меня сдал. Мама меня ремнем выпорола, просто зверски. И в 8 лет я первый раз бросил курить и пить. Потом в 11-ть, правда, снова начал, уже надолго.

  Андрей Лоскутов: А говорят, еврейские мамы рукоприкладством не воспитывают…

  Игорь Сандлер: Но вот, видимо, предел был…

  Алексей Прохоров: Как в анекдоте — чем еврейская мама отличается от террориста? — С террористом можно договориться!

  Игорь Сандлер: Целых 17 лет учился музыке. В 1977 году в Саратов приехал Бари Алибасов с группой «Интеграл». Это была первая рок-группа СССР. В нашем городе они устроили грандиозное шоу. Тогда я учился в консерватории, играл в рок-фолк группе «Селигер», исполняли сложные композиции, хорошая музыка была. А «Интеграл» — это тогда было что-то запредельное. Я набрался храбрости, подошел к Бари, у него тогда как раз не было клавишника, и сказал, что я готов пойти к нему работать. Он спросил, как я играю, сыграл несколько композиций, ему понравилось. Так мы начали работать.

  Я был лохматый. В 1980 году мы приехали в на гастроли в Анапу, устроили грандиозное шоу. Мы в «Интеграле» впервые начали использовать три вида дыма на сцене: серый, взрывы, лучи. Мы начали применять, а потом у нас это взяли другие коллективы. Так вот, у меня были длинные волосы. Перед концертом мы с нашим гитаристом выпили бутылочку водочки, потом вторую, третью, и что-то меня глюкнуло, я говорю – «Витя, завтра побреюсь наголо». Он начал спорить, что не побреюсь. Еще на бутылочку поспорили, выпили. Утром я пошел в парикмахерскую, за 12 копеек меня побрили. Иду обратно, а навстречу Алибасов. У него глаза стали расширяться до невероятных размеров: он же видит знакомое лицо, но другой человек! Как он начал орать! Кричал, что я сорву шоу, потому что нас за длинные волосы тогда гоняли, а лысых – так вообще. До меня лысые были Хрущев и Котовский!.. Все. Больше никого. Я говорю: Бари, извини, ну напился, ну так получилось. Черех два-три месяца и обрасту. А вечером у нас концерт на 4000 мест в парке Анапы. Я там ногами играл на клавишах, прыгал. Лосины жены натянул, сапоги женские. На наших концертах всегда скорая дежурила, потому что людей с инфарктами уносили. Это всегда было супер-шоу. В конце концерта весь зал встал и начал скандировать – «Лысый, давай! Лысый, давай! Лысый, давай!»… Алибасов подбегает ко мне прям на сцене: «Закрепили образ. Никаких обрастаний».

  В 1982 году я ушел из «Интеграла», потому что уже думал о создании своей группы. И создал ее на базе Липецкой филармонии. Сначала она называлась «Лимузин» — Юра Лоза мне песню такую написал. Потом мы пару лет готовили программу, после чего начали называться «Индекс 398» — это индекс Липецкой филармонии. Я искал себе солиста. Барабанщик был Петя Березовский – он из «Интеграла» перешел, Юра Лоза хотел ко мне гитаристом, он певец хороший, но гитарист слабенький, я его не взял. Был такой один из лучших вокалистов Альберт Асадуллин, он пел рок-оперу, первая тогда была в Питере была, с Ириной Понаровской. Я позвал его к себе вокалистом, а он такой острожный, не мог решиться из Питера уехать в Липецк. Тогда я предложил просто взять отпуск и поехать, чтобы попробовать себя. Он так и сделал. Быстро влился в нашу программу. И ему так понравилось, что он прям с гастролей написал телеграмму своему начальству – «Прошу уволить меня по собственному желанию». И задержался у меня на три года. Я считаю, это был один из лучших вокалистов.

  Андрей Лоскутов: «Интеграл» Вы развалили?

  Игорь Сандлер: Нет. Но мы — это был золотой состав. В 1982 году я ушел, после меня Лоза, Березовский, вместо всех нас пришли молодые ребята. После меня «Интеграл» просуществовал еще шесть лет – до 1988-го, но после нас так, как мы, стадионы никто не взрывал. Потом Бари трансформировал «Интеграл» в «На-на». А я в группе «Индекс» осуществил свою консерваторскую мечту. Я вырос, конечно, на хард-роке – это моя душа, каждая клеточка моего организма знает эту музыку, любит ее. И впервые в группе «Индекс» мы начали играть симфо-рок: Моцарта, Баха, Бетховена, но в рок-аранжировке. И я делал концерт как лекцию-концерт, у меня так и было записано. То есть я пытался и до сих пор это делаю всегда – не опускаться до уровня «пипл схавает», «бабло на первом месте» и так далее, меня всегда интересует поднимать уровень слушателя, чтобы люди начинали разбираться в музыке, в гармонии, в инструментах. И я делал такую лекцию-концерт, что было крайне интересно людям. По четыре-пять концертов в день мы отрабатывали. Впервые пять концертов в день мы начали работать в «Интеграле». Вы представляете, что такое пять концертов в день? Без фонограммы, все живьем. Мы всегда работали по три концерта в день. А в каждом городе работали ровно неделю. А во Владивостоке вдруг нам говорят, что все билеты проданы, в связи с этим спрашивают, могли бы мы поработать по четыре концерта в день. А деньги мы получали с концерта – 14,5 рублей тогда ставка у нас была – мы согласились, деньги же. Через пару дней опять звонят из Владивостока, опять говорят, что билеты все проданы, сможем ли по пять концертов? Согласились. В итоге в 9 утра у нас был первый концерт, второй – в 12, третий – в 15, потом в 18 и в 21. В 11 вечера заканчивали, в 12-ть приходили в гостиницу, стакан накатывали, чтобы нервное напряжение снять, закусывали, шли спать. В семь утра был подъем, в восемь уже были на площадке, в 9-ть первый концерт… Тогда фонограмм не было, мы были мокрые после каждого концерта, потому что у нас было мощнейшее шоу. Но самое поразительное было то, что в 9 утра был аншлаг. Открывалась занавес, а в первых рядах сидят женщины – в бриллиантах, накрашенные, в вечерних платьях. Это во сколько же женщинам надо встать, чтобы в 9 утра быть в полном фасоне!? Вот для них это было событие!

  Андрей Лоскутов: Игорь, а можно немного об экономике? Вы сказали, что подстригли вас за 12 копеек…

  Игорь Сандлер: Да, так, а за концерт получали 14 рублей 50 копеек. У папы зарплата на заводе в месяц 120 рублей. А мы — по 600-800 рублей, иногда и до 1000 рублей каждый. Такие у нас были заработки.

  В 1987 году мы с Альбертом разошлись, он все-таки более эстрадный исполнитель. А у меня больше в рок. После него у меня был промежуточный вокалист. Я уже искал себе вокалиста, когда мы были на гастролях в Сочи. Вечером мне ребята говорят, что в ресторане при наше гостинице мальчик хорошо поет. А уже спать собирался, поэтому спустился в тапочках и халате. Парень пел здорово. Я и на следующий день пришел его послушать, потом подошел и пригласил в группу, он о нас, конечно, знал. Спросил имя этого мальчика, он сказал, что зовут его Гриша Лепсверидзе, я сказал, что Лепсверидзе не выговорю, поэтому будет он Лепсом. И с тех пор тот мальчик — Григорий Лепс. Два года он проработал у меня, и рок пел, и в «Лужниках» выступал. Но я с ним намудохался: он супер певец, но на сцене большой в тот момент никогда не работал. Больше всего меня всегда удивляло то, что когда в Сочи приезжали на гастроли, мы в свободное время выбирались на море – купались, загорали, а он в длинных брюках, в рубашке с длинными рукавами сидел под грибочком. Звали его с собой купаться, а он говорил, что эта помойка — для нас, туристов, а местные море не любят. Но когда у него был день рождения, который совпал с нашими гастролями в Сочи, Гриша организовал нам небольшой автобус, посадил всех в него, вез несколько часов куда-то в горы, к какой-то горной речке, где шашлыки нам жарили грузины… Я эти шашлыки на всю жизнь запомнил. Это было очень круто. И тогда Гриша сказал, что местные отдыхают здесь, в горах, а там, на море, – это для туристов.

  Позже началась череда трагедий. В 1989 году мы начали активно сотрудничать с английским продюсером и режиссёром Барри Уайтом над российской постановкой мюзикла «Парень, который осмелился на рок» памяти Элвиса Пресли. 14-20 декабря премьера мюзикла прошла в Москве и Ленинграде. Но подготовку московских концертов омрачила трагедия: на технической базе произошёл пожар, трагически погибли звукорежиссёр Михаил Жбрыкунов и техник Игорь Бондарев, сгорело и все оборудование. На меня, как на руководителя, завели уголовное дело. Не состоялся и запланированный ответный визит «Индекса» в Англию. Погиб Барри Уайт. И после этого все лопнуло, все гастрольные программы, потому что Бари был организатором. И тогда я понял, что небеса посылают мне такой знак. Группу я отдал Александру Серову. Гриша Лепс, так как вокалист был не нужен, уехал в Сочи, потом в 1991-92 гг. вернулся и начал потихонечку раскручиваться. Я же уехал в Англию и с музыкантами погибшего Бари Уайта два года достаточно успешно гастролировал.

  Потом услышал, что в России все бурлит, перестройка идет полным ходом. А я же авантюрный товарищ – меня обратно потянуло. Вернулся. Хотел опять рок-н-ролл поиграть, но понял, что вернулся немного в другую страну, где господствуют «Ласковый май», «На-на», где культура качественной хорошей музыки начала ломаться.

  Как-то мы абсолютно случайно встретились с одним моим другом, разговорились, он военный, рассказал, что работы нет. Я ему рассказал, что в Англии был, там соки пил в пакетиках, а он сказал, что у него на лестничной клетке живет директор Останкинского завода. Позже он меня с ним познакомил, я сразу спросил, можно ли у него арендовать оборудование, чтобы соки разливать. Мы пришли на завод. Как и что делать – не понимаем, заказали пакетики с названием наших соков. Брали концентрат, разводили его водой, подвозили к метро Дмитровская, ничего не успевали достать – у нас сразу все разбирали. Диковинка же была. Правда, через два-три часа пакет вздувался и разрывался, потому что мы не знали технологию, но люди покупали все – по приколу было, наверное. Мы мешками деньги таскали, они липкие все были от сока. Выручка — по рублю, три рубля, которые мы полночи сидели считали. Потом снова разводили концентрат, пачки взрывались… В Англии-то соки не взрывались, значит, была у них какая-то технология. Поняли, что надо пригласить технолога. Пригласили. Пришла барышня, сказала, что мы как с луны свалились, ведь нельзя же так, нужна фольга, определенная температура, начала нас учить. Так мы постепенно попали в молочный бизнес. Мы подружились со всеми директорами шести московских заводов, ездили с ними на рыбалку, отдыхали, поставляли им изюм из Турции, сухое молоко из Украины. В общем, бизнес у нас покатил. Немногим позже оборудование из Англии я привез. И завязал с музыкой. На 10 лет полностью выпал, занялся бизнесом.

  В 1997 году произошел второй эпизод, повлиявший на мою жизнь, я очень любил глазированные сырки, помните, такие были? Я случайно познакомился с японцами, компания Rheon, я их до сих пор представляю ее, уже больше 20 лет. Тогда они производили с начинкой все, что угодно. В России я их адаптировал под пряники. Купили японское оборудование и впервые в России начали делать пряники с начинкой. С начинкой до нас делали только тульские пряники, но делали их руками, мы же автоматизировали производство. И этот бизнес так попер, что мы купили пять машин. Этот бизнес в России стал так популярен, что со временем на каждый хлебзавод мы начали оборудование поставлять.

  Позже я подумал, а почему бы не сделать глазированные сырки с начинкой. С этой идеей мы проехали много подмосковных заводов, искали подходящее помещение, которое можно арендовать. В результате в Коломне арендовали цех. Я купил оборудование, как раз 1998 год был, кризис рубанул, многие компании рухнули, но одна компания, принадлежащая моему хорошему другу, удержалась на плаву. И он рискнул, дал мне первые 100 тысяч долларов, и мы купили линию. Два года я потратил на отработку технологии, оказывается, поместить вместе творог и начинку очень не просто. Тогда была такая хорошая густая сметана «Ивановская». Я поехал в Иваново, дождался конца смены, подкараулил местного технолога, и перекупил ее. Перевез в Коломну, дал ей зарплату в два раза больше, и она мне за пару месяцев отработала технологию производства глазированных сырков с начинкой. Я запатентовал этот продукт, четыре года был монополистом на рынке. Мы производили сырки с 40 начинками. Бум, конечно, был, когда мы придумали сырки со сгущенкой. Деньги заработали очень хорошие, но потом, как известно, ничто не свято, появились конкуренты. Они своровали идею, начали меня демпинговать по цене, потому что добавляли в свою продукцию растительные жиры, всякое г…

  Пришлось вспомнить молодость, когда в 70-е я был спекулянтом, врагом народа. Тогда джинсы продавали, я из Саратова за ними ездил в Москву, где покупал Levis за 100 рублей, продавал за 150 р. Один раз купил французские джинсы, точно такие, как и Levis, но дешевле – за 60 рублей, хотел продать за 110. Но все отказались. Тогда я поехал в Энгельс, там был рынок, где бабули торговали, выложил на целлофан рядом с этими бабушками свои джинсы, и они у меня по 150 рублей улетели. И тогда я понял, что хорошую вещь дешево продавать нельзя. Я сделал молочной продукт, назвал его лакшери, цену увеличил в три раза, и у меня поперло. Так я работал не на массу, а на 2-3 % покупателей, которые понимают, что лучше взять качественный продукт и переплатить, чем потом эти же деньги на лекарства отдать. И еще я сделал такое нововведение – стал продавать всю свою продукцию в ярко-оранжевой упаковке, потому что оранжевый – это цвет солнца, рука к нему сама тянется. Так я сделал натуральный продукт и дополнительно кашерную молочную продукцию. И все опять поперло.

  Параллельно в 2001 году я опять вернулся в музыку, потом что от себя не убежишь. Приехал как-то в клуб «Бедные люди», был когда-то такой, встретил барабанщиков группы «Круиз». Они насели, говорят, хватит дурить, давай возвращайся, будем опять программы делать. Так отчасти вновь изменилась моя дальнейшая судьба. На останкинском заводе оборудовали студию звукозаписи, я стал записывать многим известным музыкантам альбомы. Была масса презентаций, проектов, так я опять возродился, зазвучал.

   Фоторепортаж Ульяны Селезневой

Оцените статью