Дождь и виски: как Дмитрий Лекух хоронит профессию

Записки афисионадо
Вот сейчас будет длинно и сложно, потому что я прочитал сложную книгу. И – сразу скажу – хорошую, при всех ее раздражающих особенностях. Так ведь автор и хотел читателя максимально раздражать… В общем, Дмитрий Лекух, «Вещи мертвого человека».

В предварительно порядке – здесь не дебют, то есть этот человек знает, что хочет сказать и как это будет делать. В том числе матерно – в книгах можно (в СМИ нельзя). И яростно. И уныло, потому что он оплакивает целую профессию – журналистику, и себя в ней заодно.

Давайте, по русской традиции, автора сразу обругаем – а потом ему будет хорошо (когда ругань кончится и начнется нечто другое). Например: неумеренно любит абзацы, как Виктор Шкловский (был такой человек из Серебряного века, вписавшийся потом в советскую литературу). Вот так:

«Так и чего время тянуть?!

Вздохнул.

Сварил себе кофе покрепче.

Потом подумал – и налил-таки «соточку» коньяка.

Включил комп.

Надел наушники».

Это плохо? А кому как. Но это четкий авторский стиль, а значит, кому-то понравится. Вообще, разговор на тему «плохая – хорошая книга» не имеет смысла. Лучше попробовать объяснить, кому она может показаться хорошей, кому плохой — и чем.

Допустим, щекотка нервов: этой книге успех гарантирован! Ну, то есть гарантирован со стороны тех, кто жадно интересуется жизнью вот этой вашей московской элиты. Дело в том, что все герои книги – это масса всенародных знаменитостей из всяких СМИ.

Но тут вам не Булгаков с его «Театральным романом», где у героев только имена поменяли. У Лекуха даже профессиональная среда будет тщетно выявлять, кто же имеется в виду. Тщетно потому, что Лекух насоздавал массу гибридов, делая одного персонажа из нескольких реальных. Точно так же он создал некий медиа-холдинг, где есть и телевидение, и прочее, но это не «Комсомолка», не «Известия», не НТВ, а что-то вроде. В целом же – абсолютно реалистичный мир, который он знает так же, как мир футбольных фанатов (об этом несколько его прежних книг). В общем, по части знания фактов и создания персонажей — отличная работа, уровнем куда выше Хэйли («Отель», «Аэропорт» и прочие «профессиональные романы»). Хочется ли дочитывать до конца, чтобы понять, что за хрень творится? Я очень даже дочитал.

А вот насчет перечитать… Атмосфера книги — вообще-то дрянь атмосфера, без перерыва идет дождь, герой-рассказчик и все прочие так же без перерыва потребляют виски, коньяк, шнапс, водочку и многое прочее, включая кокаин. Хочется сказать: в жизни столько выпить невозможно. Но автору виднее. Главное – как же вкусно описано!…

Но эта алкоголическая беспросветность атмосферы книги – ну нельзя же так монохромно, однообразно и мрачно на все страницы. Хотя можно: все романы про комиссара Мегрэ вот такие, все время идет дождь, везде убийства, люди – мразь, комиссар в депрессии, в промокшем плаще и прочем. И ничего. Но, все-таки, когда все действие романа – это переход-переезд героя от одной тяжело пьющей компании к другой… Шекспир бы не одобрил – был он актером или нет, но хорошо знал, что надо постоянно менять декорации, от камерных разговоров переходить к массовым сценам а потом выпускать клоунов. То же в опере. Хотя и камерные оперы бывают.

Так или иначе, роман и Лекух в депрессии, потому что добивает, морально уничтожает свою (нашу с вами) журналистику. Ему это больно. Да-да, не надо тут заслоняться героем, от имени которого идет повествование. Герой – не Лекух, хотя и похож, но вот боль у них общая. Им не нравится, что все светочи СМИ – алкоголики, продажные шкуры, стучат друг на друга, а все женщины там – вот это слово. Хотя всех жалко.

В стиле Лекуха:

Это реализм.

Критический.

Бьющий по голове.

Вот вас бьющий.

Здесь давайте выведем разговор на разреженные высоты, туда, где живут идеалы Просвещения (лучших пока никто не придумал). И поругаемся с Дмитрием – да, мы знакомы, в смысле один раз встречались. Поругаемся о том, что не так и не о том надо орать, как мне кажется. Ну, или орать надо системно, а не вот это – «все плохо, надежды нет». Надежда всегда есть. Хотя – мелькает она, в самом конце: «И снег, казалось, вновь оживил воздух, вернув ему стылую, студеную, сверкающую белизной чистоту».

Наш спор с автором вовсе не о том, хорошо ли он написал. Уже все я сказал – отлично. Но на вопрос «кому эта книга может не понравиться» я бы ответил: да хотя бы мне. Но не как книга, а как проявление ненужного пессимизма. Я бы, если бы делал роман даже и на эту мрачную тему, то показал бы светлую полоску на горизонте пошире, чем это сделал другой Дмитрий. Просто из неизлечимого оптимизма. Или из жалости к читателю – нельзя его так, все время по голове.

Из моей биографии: формально я в журналистике с 1978 года, с минимальными перерывами, и как бы до сих пор там. Но с начала 2000-х сам себя журналистом ни разу не называл, потому что профессию испоганили до непристойности – и тут у нас с Лекухом полное совпадение: все плохо, «наше поколение» (сегодняшние сорокалетние, уточняет он в своей книге) еще ничего, а моложе – полная пустота. Точно. Это деградация профессии.

Собственно, у меня несколько раз было ощущение – вот я добрался до вершины в этой самой профессии, и тут под ногами рушится вся гора, с вершиной вместе.

Но отчего? Нетрезвые герои «Вещей мертвого человека» на эту тему не просто говорят – они блестяще говорят. Лекух просто оратор, с таким русским языком можно жить и радоваться. Но его сюжет – это о коррупции, герой отвечает в холдинге за «серые деньги» и черный с белым пиар. Отсюда все проблемы, включая убийства.

Но я к таким делам никогда не прикасался и даже не совсем понимаю, почему именно они уничтожают всю журналистику как профессиональную среду. Зато прикасался к чему-то похуже. При СССР в журналистику брали лучших – ярких, блестящих специалистов в какой-то области, заодно умеющих о ней сказать и написать. Дальше — набежала неграмотная шпана всем этим руководить, из числа худших журналистов. И это необязательно «из Кремля» прислали, частные собственники СМИ слали кого-то и хуже. Далее шпана потянула в профессию таких, как она. И эта серая, но нервная мразь буквально по всем СМИ уже десятилетиями истребляет тех, кто что-то знает и умеет. Потому что ведь неудобно, когда серые руководят яркими.

Так вот, идеал эпохи Просвещения – когда газета (телеканал) есть университет и научный институт, источник знаний и добра для аудитории. Для этого первые в истории СМИ и создавали. Полоска на горизонте – это неизбежность восстановления этой нормы, на горе всей истеричной серости, в том числе описанной в романе Дмитрия Лекуха.

Оцените статью