Фернандо Пессоа (Fernando Pessoa, 1888-1935) — некоторые называют его величайшим автором в истории Португалии. Это имя навсегда вписано в анналы мировой литературы.
Днем Пессоа зарабатывал себе на жизнь переводчиком. Ночью писал стихи, но не совсем «свои». Он писал стихи в духе, стиле и манере множества фиктивных поэтов, именуемых «гетеронимами». В попытке «оживить» современную национальную литературу, испытывавшую с его точки зрения «застой», Пессоа печатался под несколькими именами и даже публиковал отрицательные рецензии на одних гетеронимов от имени других своих же гетеронимов. Каждый из этих фиктивных авторов был не просто псевдонимом, но целым персонажем со своей жизнью, страстями, стилем и литературным направлением. Некоторые из гетеронимов даже ненавидели других.
Новаторство проекта Пессоа считается многими критиками основной причиной небывалого подъема его популярности в последние годы. Другие же полагают, что художественное мастерство Пессоа действительно выдержало проверку временем.
К Пессоа благоволил диктатор Салазар, хотя сам писатель к режиму относился без симпатии. Одно из немногих произведений, изданных поэтом под собственным именем, сборник «Послание», отмечен премией салазаровского режима. Он посвящен выдающимся личностям португальской истории и выполнен в форме эпитафий. Сам поэт похоронен в Лиссабоне, в монастыре Иеронимитов — самом почетном из национальных пантеонов, неподалеку от надгробий Васко да Гамы и Камоэнса.
Фернандо Пессоа. Цитаты и афоризмы
Все, чем я был и не был, это я.
Все, чего желал и не желал, стало мною.
Все, что любил и разлюбил, вобрала моя тоска.
И в то же время мне кажется, словно в сумбурном сне,
Возникшем на перекрестке разныхявей,
Что меня бросили на трамвайном сиденье,
Чтобы тот, кто сядет, нашел меня.
Моя боль так стара,
Как флакон, где когда-то был спирт, но давно испарился.
В моей боли и смысла не боле, чем в клетке для птицы,
В том краю, где не водятся птицы.
Я не сплю, не надеюсь уснуть,
Я и мертвый не надеюсь уснуть.
Меня окружает бессонница шириною с созвездья
И бессвязный зевок длиной с мирозданье.
Другие — тоже романтики.
Другие тоже ничего не свершают и являются богачами и нищими,
Другие тоже всю жизнь собираются вещи сложить,
Другие тоже спят возле ненаписанных строк.
Другие — это тоже я.
Несомненно, есть любящие бесконечность,
Несомненно, есть желающие невозможного,
Несомненно, есть ничего не желающие,-
Три типа идеалистов, я к ним не принадлежу,
Потому что бесконечно люблю конечное,
Потому что до невозможности желаю возможного,
Потому что хочу всего и еще немножко,
А в результате?
Их жизни — прожиты или пригрезились,
Их сны — пригрезились или прожиты,
Их середины — между всем или ничем, то есть это…
Для меня же все только великая, только глубокая
И, к счастью, бесплодная усталость,
Самая высокая усталость,
Самая, самая, самая
Усталость…
У нас у всех по две жизни:
Подлинная, о которой грезим в детстве
И продолжаем, словно в тумане, грезить взрослыми;
И фальшивая, где мы сосуществуем со всеми остальными,
Практичная и утилитарная, она в конце концов доводит нас до гроба.
В первой нет ни гроба, ни смерти,
Есть только детские картинки:
Большие разноцветные книги — их разглядывают, а не читают;
Большие многокрасочные страницы — их вспоминаешь позднее.
В этой жизни мы — это мы,
В этой жизни мы живем;
А в другой мы умираем, и в том ее смысл;
Я ничто. И ничем не хочу быть. Но зато я вобрал в себя все грезы этого мира.
Жизнь мешает выражению самой жизни. Если бы я познал великую любовь, я бы никогда не смог ее описать.
Фернандо Пессоа Сочинский сигарный клуб посвятил специальный вечер.
Владислав Серебряков,
президент Сочинского сигарного клуба,
специально для Сигарного портала
