И вот июль, и мы начинаем сборы и прокладывание маршрутов к месту, где встретимся и пересядем на плоты.
Рая
Моя дорога оказалась длиннее. Я заехал к своему товарищу – мы учились в 117-й средней волгоградской школе. После восьмого класса Анатолий ушел не столько в ПТУ, сколько в честные пацаны: дрался, когда просили постоять за своих, подламывал киоски, когда звали свои, честно сидел, когда сажали за дело (по его наколкам кто надо сразу считает его статус). Но на мокрое не пошел. Его дружки сейчас на пожизненном. А его, Анатолия, его дорогая Рая взяла и увезла на свой далекий казачий хутор. От грехов подальше. И всю оставшуюся жизнь они проработали в колхозе – она дояркой, он с колхозной техникой.
И теперь каждое лето перед донским сплавом я заезжаю к ним, и они, как античные Филемон и Бавкида, как гоголевские Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, встречают меня у калитки. Анатолий с обнаженным наколотым торсом (в июле здесь 30+), а Рая в праздничном платье. Мы обедаем, курим сигары (с Анатолием), вспоминаем.
Отсюда я увожу моим друзьям на плоты домашнее мясо, овощи с огорода, вино из погреба. И в первый донской вечер на плотах мы поднимаем тост за них, за Раю, Раюху, как называет ее Анатолий. Она спасла моего школьного товарища. Хорошее у нее имя – Рая.
И это рубиновое вино, пахнущее солнцем и горячей донской землей – как еще одна метафора рая, в который мы погружаемся раз в году, собравшись со всей страны на Дону.
Мы помогли, и вы кому-нибудь поможете
На сельской дороге я проколол колесо. Водитель буханки потоптался у Лексуса и сказал, что с таким агрегатом не справится. Через полчаса остановился Жигуль и два парня, без расспросов, в четыре руки быстро поменяли колесо.
«Денег не возьмем, мы Вам помогли, и Вы кому-нибудь поможете», – сказали парни.
И укатили.
Они из-под Ростова – ремонтируют трактора местным фермерам. Колесят по дорогам и помогают людям.
На третий день сплава у нас кончилось пиво. Сплав идет по несудоходному Дону – безлюдье полное, хутора редки. А жара – тридцать. На берегу Темур Казакбаев заметил палатки. Две семьи – Александр с двумя сыновьями и Николай с четырьмя детьми. Волгоградцы. Попросили помочь с пивом. Мужики уточнили, откуда мы.
— Ого, со всей страны!
Принесли нам две бутылки, на двенадцать человек маловато. И мы на их Ниве сгоняли в дальний хутор.
В общем, пока все помогали только нам. Кто-то, кто нуждается в нашей помощи, наверное, еще впереди.
Забортная вода
В этом году к основному составу добавилось два новичка – Михаил Непорожнев и Виктор Авдеев. Михаилу достается кухня, а Виктору – уборка. Витя уточняет: палубу мыть забортной водой? У Виктора, кандидата исторических наук, точный язык. А забортная вода – это из его профессиональной лексики (занимается бизнес-яхтами).
Виктор на сплаве прочтет лекцию про командарма Второй конной Миронова, уроженца Серафимовича. Героического человека – умелого, властного, харизматичного командира, вследствие этого независимого. И по этим всем причинам – неудобного политическому руководству. После второго ареста Миронов в 1921 году был убит конвоиром в Бутырках. При невыясненных обстоятельствах. Подвиги командарма Второй конной армии потом в учебниках истории плавно переписали под Буденного, командарма Первой. Не пропадать же добру.
Что такое тумаки
Самый юный участник сплава – шестилетний Савва. Вечером читаю ему «Принца и нищего» Марка Твена. В тексте много непонятных слов – например, «тумаки», которыми бабушка награждает Тома, нищего, который потом станет принцем.
«Что такое тумак и почему им награждают?»
Объясняю. Пока объясняю, Савва засыпает.
А за столом в кубрике самый разгар вечерних разговоров за сигарой. И здесь центр – писатель Владимир Березин. Вхожу в компанию с тем же вопросом: что такое тумак и почему им награждают? Все устремляют взгляд на Владимира. Он не должен подвести. И не подводит.
«Тумак, – говорит Березин, – это город в Эквадоре. В Эквадоре выращивают качественный табак. Мы знаем, что есть эквадорские сигары. Есть вероятность, что Тома могли наградить сигарами». Жестковато. Но самому Марку Твену, большому любителю сигар, такая версия могла бы понравиться.
Испугать и спасти
Подруливаем к берегу – видим серую цаплю, запутавшуюся в обрывке рыбацкой снасти. Евгений Минько перепрыгивать с плота на берег. Кажется, в руках у него нож, а во рту сигара. Ошарашенная цапля резко подрывается и рвет леску. И быстро уходит по течению Дона, постоянно оглядываясь на нас.
Не уверен, что совсем к месту, но я тут вспоминаю, как спасли новорожденного Пикассо – младенец не дышал, и доктор, принимавший роды, выдохнул в младенца сигарный дым. Младенец заорал (вот были времена – роды, доктор, сигары).
Когда потом Пикассо говорили, что курить вредно, он отвечал: да, и вы даже не подозревайте насколько!
Плыви, серая цапля. Вот и мы кому-то пригодились.
Серафимович и потерянный мотор
Мы стартовали от Сарафимовича. И сильно задержались на старте. Стемнело, а мы продолжали идти по течению, слушая рассказ Владимира Березина о русском писателе Александре Серафимовиче. Вообще-то он Попов, Александр Серафимович Попов, Серафимович – его псевдоним и город, названный в его честь.
И так мирно течет ночной разговор, вдруг – бабабабах, и один из двух моторов (их обычно включают для подруливания) уходит под воду. Ночь, гладь реки, звезды, лежащие на этой глади, и сто пятьдесят тысяч, которые нам придется заплатить компании за потерянный движок.
Лекцию про Серафимовича мы все же дослушали. Вернулись за стол и дослушали. Мы же собираемся на плоты, чтобы что-то для себя открывать и находить. А не терять.
Сэкономили 150 тысяч
Утро начали с экспромта – его написал Михаил Непорожнев:
Ветер по Дону гуляет,
Белы тучи раздувает.
Воды на берег пустой
Гонит мутною волной.
И средь вод донских глубоких
Плот скучает одинокий,
Там 12 человек,
С ними дядька Черномор.
На плоту шатры, мангалы,
Яств заморских там немало,
Много огненной воды,
Ядра чистый изумруд.
Каждый занят делом важным –
Все сражаются отважно:
Все, стихии супротив,
Приняли аперитив.
За столом сидят дубовым,
Да за умным разговором
Курят трубки с табаком,
Да беседуют ладком.
Долго ль, коротко ль сидят,
В очи ясные глядят,
А уж сумерки сгустились
И на воду опустились.
Разговор все интересней
Льется в души чудной песней,
Льется в кубки сладкий мед.
Плот как плыл, так и плывет!
И ведь даже не бухали,
Но весло таки просрали!
Весло – это поэтическая деликатность: чтобы не бередить раны, не усугублять.
Но можно было не деликатничать: здесь настоящие парни – утром, после завтрака и дегустационной сигары, мы движок выловили. Гриша Жедяевский, шкипер наших сплавов, вытоптал его – нащупал на дне ногами.
«Замечательный у нас сплав – только отошли, и вот уже 150 тысяч сэкономили», – заметил Миша Непорожнев.
«Спасибо, Денис»
Это восьмой по счету сплав. Первый состоялся в семнадцатом году. Его придумал президент Ростовского сигарного клуба Денис Шкуратов. Пару раз мы ходили вместе. Теперь порознь – никак совпасть не можем, отпуска у всех в разное время. Но каждый раз, открывая сплав, мы произносим тост в честь Дениса Шкуратова.
Кому на Дону хорошо
Вдруг темнеет. Но это не вечер, это туша тучи наваливает на Дон. Парни выставляют на корме стулья: «Хотим понаблюдать стихию».
Понаблюдали, блин.
Шквал ураганного ветра смел посуду, стулья и самих наблюдателей. Небо обрушилось на нас. И показалось, что мы превратились в подводный плот – вода была везде: под, над, в.
Но знаете, что хорошо на Дону – ливни здесь сильны, но кратки.
Впрочем, на Дону все хорошо. И, наверное, всем – и Рае с Анатолием, и волгоградским Александру с Николаем, ростовским парням на Жигулях. И нам. И даже цаплям, и карасям. Дон…
Хорошо темперированная компания
Слаженная годами компания – как хорошо настроенный музыкальный инструмент – может подхватить и развить любую тему.
Один:
В Амазонии французский журналист нашел примитивное племя, но вполне функциональное. Например, их счет охватывает все – р аз, два и много.
Второй:
Еще две цифры – чуть-чуть и нормально.
Третий:
И последняя цифра – пипец.
Или.
Андрей Мовчан, наш фото-видеохроникер, говорит: «Всю ночь подо мной стонала бочка». Плот стоит на бочках и, покачиваясь на волнах, издает разные интересные звуки.
Владимир Березин: «Подъезжая под Опочку, подо мной стонала бочка». Подъезжая под Опочку – это парафраз пушкинского «Подъезжая под Ижоры». Опочка же – городок на границе с Латвией. Впрочем, может и не у нас этот город, а в Эквадоре. Там, где раздают тумаки.
Заканчивает тему Миша Непорожнев:
Под ним всю ночь стонала бочка.
Не спал никто.
«Ты хочешь сына или дочку?», –
Спросил ее.
«Пожалуй, дочку», – услышал шепот
Меж стонов я.
«Андрюха! Вправо бери, и точка!», –
Кричат друзья.
Так начинается день
Подъем в шесть. Вернее, как такового подъема нет – все спят столько, сколько хотят. Но сколько бы ни хотели, подъем в шесть: солнце врубает такую яркость, что остается одно – подъем.
Хотя одному человеку, вероятно, благодаря силе воли удается спать до полудня. Это шкипер Гриша Жедяевский – Гриха.
Итак, в шесть встали. К семи позавтракали трудами Миши Непорожнева. С шампанским. Бутылка на всю компанию – немного, но достаточно, чтобы сказать, что утро начинаем с бокала шампанского (ну, правда, с глотка и не бокала, а железной кружки. Но все равно аристократично).
Затем купание в Дону. Затем каждый – при исполнении: Катя Берг моет посуду, Витя Авдеев – полы забортной водой, Петя Давыдов пишет очередную слепую дегустацию (каждый день мы дегустируем две сигары), Владимир Березин высчитывает рукопись и готовит свою вечернюю лекцию (после Серафимовича – Шолохов, идем-то по шолоховским местам), Темур Казакбаев ловит рыбу (экипировка космическая: трекеры, эхолот, ящик разных прибамбасов, но рыбы сильно стали умнее, я верю, что когда-то вышли на сушу именно они), Андрей Мовчан наводит на резкость свои объективы, Алексей Моисеев собирает и пакует мусор (блин, какая же мы все-таки расточительная цивилизация), Гриха и Женя Минько управляют нашим плавучим домом. А Дон течет мимо неподвижных величественных белых меловых гор, зеленых дубрав и полей, с которых наплывают сумасшедшие запахи чебреца, полыни и еще чего-то, чего-то, чего-то.
Так начинается день на Донском сплаве.
Всех достал
Забыл упомянуть одиннадцатого участника сплава – шестилетнего Савву. У него нет поручений, поэтому он всех достает. И временами выдает перлы.
«Смотри Савва, косяк рыб».
«Вижу, карасяк».
Караси на Дону, действительно, есть. И даже много – во время прошлого сплава ловили. Косяки карасей.
Савву бросают в воду.
«Ой, спасите, – кричит он перепуганный. – Мама не хочет, чтобы я умирал».
Иногда Савву стараются подколоть:
«Смотри, одна Божья коровка на другую залезла. Как ты думаешь, зачем?»
«Не знаю, может, они друзья».
Савка вырастет, уже не будет всех доставать, уже все будет знать про божьих коровок, и детская речь станет ожиданно взрослой. И может быть в его размеренно взрослой, ответственной жизни появится свой Дон и свои друзья, и понимание, что раз в году можно ненадолго, на чуть-чуть самим себе устроить состояние совершенной жизни, где нет раздробленности, непонимания, обид, где можно идти по воде. Как боги.
Ну и еще один, двенадцатый участник сплава – это я, Андрей Лоскутов, автор этих донских заметок.
Все. Причаливаем.
Фотогалерея – здесь.
