В этот раз я хочу написать о невоенном человеке. Краткая биографическая сводка гласит: Фе́ликс Ива́нович Чу́ев (4 апреля 1941, г. Свободный, Амурская область — 2 апреля 1999) — советский поэт, писатель, публицист, журналист. Родился в семье военного лётчика, рано потерял родителей. В 1964 году закончил Московский энергетический институт. Печататься начал в 1956-м. Автор текстов песен и биографических книг о В. М. Молотове, Б. С. Стечкине, С. В. Ильюшине и других. Член правления Союза писателей СССР. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.
Эти сухие строчки не могут раскрыть личности Феликса Чуева, на мой взгляд, самого лучшего поэта, когда-либо написавшего стихи про военную авиацию. Моё перо неспособно передать всю глубину этого человека, поэтому обращусь к Михаилу Львову, который писал о нём:
«Всякий настоящий поэт, как и каждый настоящий человек, начинается с высоких идеалов, с нравственных предписаний для себя, с ответственности. Идеалами для Феликса Чуева были его отец-пилот, равно как Чкалов и другие славные советские летчики. И я бы сказал, что он благодарно продолжает дело своего отца — в песне и в стихах. Для него небо было таким же дорогим и родным с детства, как для крестьянского мальчика поле, земля. Это детство, эту биографию нельзя придумать или присвоить. Он полюбил сызмала людей нашего неба, их облик, их образы, их широту и рыцарство. О хороших писателях говорят, что у них есть чувство земли, у Феликса Чуева есть чувство неба. И вот год за годом он растет как благодарный сын этого неба, как поэт его. В стихах о космонавте Комарове у Чуева есть такие строки:
Захлебнулись радиостанции.
С неба капсула —
как слеза.
Опустила мать-авиация
голубые свои глаза.
Чтобы найти в стихах такой образ, надо иметь его в своей душе. Чуев знает нашу авиацию в лицах, конкретно. И поэтому он имеет право обобщать:
У летчиков все звания равны.
На летном поле мало козыряют.
А в воздухе погоны не нужны —
У летчиков и маршалы летают!
(Московский сигарный клуб знает песню на эти стихи, она исполняется мной из года в год на Хамон-пати, это одна из лучших авиационных песен — прим. автора).
Гоголь писал: «Все извлеченное из внешнего мира, художник сперва заключает в душу, а уж оттуда, из душевного родника, устремляет его одной согласной, торжествующей песней».
Эти слова хочется повторить и применительно к Феликсу Чуеву, и его песне о небе. И это не просто песня о небе. Было бы неверным так сужать разнообразное и емкое творчество этого яркого, самобытного поэта. У Чуева общение героя с небом ведет к познанию человека, его лучших душевных качеств. Это стихи о человеке, в небе постигающем землю, стихи о любви, о земле, о Родине и ее славных героях. Чувство благодарности и верности нельзя привить искусственно. Нравственные основы поэта истинны, народны.
…Они так понимающе кивали,
искали мать, ботинками гремя.
Они меня запомнили едва ли,
а завтра умирали за меня.
Верность всему, что дорого, беспокойство за него и ответственность — держат в «постоянной человеческой форме» лирического героя.
Поэту мало быть способным, талантливым — нужно приложение таланта к реальности, и только это может дать плоды. Для того чтобы состоялся поэт, кроме таланта, знаний, характера, еще нужен реальный мир, реальный герой. У Феликса Чуева есть этот реальный мир, реальный герой, знание этого героя изнутри. Есть у него своя земля — в данном случае Небо».
Я с детства слышал песни на его стихи, мой папка пел их в кругу друзей-лётчиков под гитару, в курсантских записных книжках было записано:
И как эти люди красивы!
И в небе землею сильны.
Военно-воздушные силы —
Особая гордость страны! — на правах «народных стихов».
И до сих пор, когда я перечитываю эти немудрёные, но трогающие такие глубинные струны души, стихи, я вспоминаю своё детство, батю — «Но чтоб мужчина — и не летчик — такого я не представлял!»; вспоминаю свою службу, аэродром, запах керосина, кожаных курток, и понимаю, что Феликс Чуев — настоящий певец авиации.
И в заключение хочу представить вам несколько стихотворений об авиации из моих любимых. А здесь можно послушать стихи в исполнении автора.
Алексей Апальков,
специально для Сигарного портала
Стихи Феликса Чуева
Четыре человека выпивали.
Забыв про жён, про все свои дела.
Они не выпивали, а летали.
Их комната кабиною была.
И командир, над кружкою склонившись,
Эмалевую звёздочку — в вино…
А завтра он отдаст её сынишке:
У лётчиков не носят орденов.
У лётчиков все звания равны,
На лётном поле мало козыряют.
У лётчиков погоны не нужны,
У лётчиков и маршалы летают.
А я люблю их, добрых и отчаянных,
Когда они гуляют, как никто.
И пьют. Не потому, что много получают,
А потому что завтра снова «от винтов».
И если разобьются — слов не нужно.
Друзья исполнят непосильный труд —
На бархатных подушечках награды
По улицам застывшим пронесут…
…Но не венков заплаканную зелень,
А вижу я как, спрыгнув с корабля,
Они идут, отталкивая землю.
Не потому ль и вертится Земля?
* * *
А дома я его боялся:
перепадало горячо!
Но все ж нарочно ставил кляксу
и переписывал еще.
— Еще! —
и снова дую губы
и безнадежно жду ремня.
А он поворошит по чубу
и улыбнется:
— Весь в меня! —
И было мне наградой лучшею,
когда с друзьями он шутил:
— Учись, сынок!
А недоучишься —
придется в летчики идти!
Но я уже — я был пилотом
в пилотке синей со звездой,
и по сравнению с полетом
мне все казалось ерундой.
Особенно куриный почерк
меня ни капли не смущал.
Но чтоб мужчина —
и не летчик —
такого я не представлял!
…Но нету детства. Нету дома.
Переучился… Променял…
И по утрам аэродромы,
как дети, плачут без меня.
Там Славка, друг,
по кличке Малый,
пройдет ботинками в росе
и спросит взросло и бывало:
— Куда летит Евсеев Сэ?
…И поднимаюсь я упорно
опять к отцу, к друзьям отца,
что в той еще пилотской форме
ушли навечно в небеса.
Там пахнет солнцем и перкалью
от них, стареющих, родных.
Они командуют полками,
и мемуары — не про них.
Там всюду след арийских асов
и в лужах,
между облаков,
плывут обломки плексигласа,
и голубая стынет кровь.
Там самолеты И-16
не «ишаки», а короли!
Там Чкалов —
маршал авиации,
и только нету там земли.
…Я снова вижу эту тайну,
а ниже — спящую Москву,
и снова, снова я летаю
и приземлиться не могу.
* * *
Отцу предстояли ночные полеты,
Его мы к закату будили.
Отец уходил за далекие ветлы,
И солнце за ним уходило.
И долго отца было чуточку видно
В высокой листве золоченой,
И я оставался такой беззащитный,
Такой навсегда защищенный…
* * *
Белый ветер за висками развевается —
время молодости нашей — авиация.
Время честности, и чести, и содружества,
голубого, обжигающего мужества.
В небе грозы, словно розы, да колючие,
на земле измены жгучие, горючие.
Но не зря Земля считает цветом нации
тех, кто был, кто есть, кто будет в авиации
